Комната, небольшая, но светлая, с лоджией, была рассчитана на двоих, и лучшую кровать у окна уже успела занять пока неизвестная Марине соседка. Кстати, знаки ее присутствия виднелись повсюду, в том числе и на тумбочке, которая, по логике вещей, полагалась Марине, поскольку стояла впритык к свободной кровати. Словом, Марине ничего не оставалось, кроме как аккуратно, но несколько брезгливо переставить этот самый знак в виде пузырька с лаком для ногтей на подоконник, где уже стояла бутылочка дезодоранта. Потом Марина открыла скрипучий двустворчатый шкаф, чтобы развесить одежду, и обнаружила, что все плечики, за исключением поломанных, уже заняты разномастными нарядами. В шкафу же, занимая добрую его половину, расположился большой чемодан из рыжей кожи, с блестящими металлическими замками и прочными ремнями, словно злой пес, стерегущий хозяйское добро.
Марина вздохнула и, оставив свои вещи нераспакованными, вышла в коридор. Дежурная по этажу, та самая, что несколько минут назад проводила Марину в ее комнату, теперь сидела в холле за солидным канцелярским столом и, с усилием нажимая на ручку, что-то записывала в толстом гроссбухе, так что Марина могла созерцать только ее спину, как бы выражавшую крайнюю степень занятости.
- Вы не могли бы мне дать пару плечиков для одежды? - неуверенно попросила Марина эту самую спину.
- Плечики - в шкафу, - ответила дежурная, не оборачиваясь.
- Но они заняты, - пробормотала Марина.
На этот раз дежурная по этажу соизволила обернуться, чтобы одарить Марину оценивающим взглядом:
- Значит, освободите. Каждому положено по три штуки.
Марина снова вернулась в комнату, полная решимости "освобождать" то, что ей положено, но позорно сникла, снова наткнувшись взглядом на рыжий чемодан. Бог знает, что в нем было такого особенного, в этом чемодане, но каким-то шестым чувством она поняла: его хозяйке Маринина борьба за собственные права точно не понравится. А ей, Марине, как человеку в высшей степени миролюбивому, совсем не хотелось начинать знакомство со своей соседкой с недоразумения, а то и (не дай бог!) со скандала. В общем, она решила подождать, когда ее неизвестная соседка вернется и сама разберется со своим разноцветным барахлом.
А пока вышла в лоджию, где обнаружила натянутый кусок бинта, исполняющий роль бельевой веревки, на котором сушились купальник кроваво-красного цвета и полосатое полотенце. В ноздри ей сразу ударил запах моря и плавящейся на солнце хвои, а вместе эта смесь знаменовала собой состояние покоя и отдыха. Сразу же захотелось окунуться в прохладную водичку или уж по крайней мере побродить по мелководью. Марина быстро собралась и, выйдя из пансионата, легко сбежала по ступенькам, ведущим к набережной, пересекла парк с детскими аттракционами, маленькими открытыми кафешками и дымящимися шашлычными мангалами, освоив ежедневный маршрут на ближайшие двадцать три дня, и оказалась на пляже. Причем не на каком-нибудь бесхозном, а на принадлежащем родимому пансионату "Лазурная даль", о чем широко извещали надписи на деревянных кабинках для переодевания и транспарант, натянутый над крышей будки спасателя. Никаких особенных достопримечательностей Марина поблизости не рассмотрела, если не считать небольшого открытого ресторанчика, который, конечно же, назывался "Прибой". (Похоже, кто-то недолго напрягал извилины, придумывая столь оригинальное название.) Во всем остальном ресторан тоже мало чем отличался от заведений подобного рода. Разве тем, что его открытая веранда выходила непосредственно к морю и ее кирпичное основание усердно лизали пенистые волны...
Впрочем, такие мелочи Марину мало заботили, поскольку настроение у нее было приподнято-праздничное, хотелось дышать полной грудью и наслаждаться жизнью. Пляж гудел, как птичий базар, туда-сюда сновали дети, а по песку вышагивал шоколадный фотограф в цветастых шортах, на плече которого сидел большой желтый попугай. Марина сняла босоножки и медленно двинулась к морю. Прошла вдоль его кромки, чувствуя, как ласковая прохладная волна лижет ее ступни, полюбовалась белым пароходом, плывущим вдали, подобрала несколько гладких маленьких камушков, как она делала это в детстве, когда родители отправляли ее в пионерский лагерь.
К часу, изрядно проголодавшись, она вернулась в пансионат и сразу же направилась в столовую, дверь в которую украшала надпись на куске ватмана: "Вход в столовую в купальных костюмах воспрещен. Администрация". За одним обеденным столом с Мариной оказались благообразный старичок и дородная дама в сарафане крупными горохами. Марина почему-то подумала, что именно она и есть ее соседка по комнате, но постеснялась спросить. На обед были салат, суп-харчо, пюре с котлетой и компот из сухофруктов.
Дама в горохах пробурчала по этому поводу недовольно:
- И тут сухофрукты, с ума сойти! Можно подумать, что мы за Полярным кругом.
А Марина была довольна уже тем, что ничего не надо готовить, и безропотно соглашалась все оставшиеся в ее распоряжении двадцать три дня поглощать исключительно манную кашу и компот из сухофруктов, решив только непременно сходить на местный рынок, дабы основательно и неторопливо прицениться к щедрым дарам здешних садов и огородов.
Покончив с обедом, она поднялась в номер, где наконец застала свою соседку, высокую сухопарую шатенку лет тридцати, с острым лицом, в котором было что-то неприятно-хищное. (Выходит, предчувствия ее не обманули!) Та лежала на кровати поверх покрывала и рассматривала какой-то иллюстрированный журнал. Марина поздоровалась с ней и представилась, мучительно соображая, как бы поделикатнее предложить хозяйке рыжего чемодана освободить злополучные плечики. Она так и не успела придумать ничего подходящего, а соседка коротко бросила в ответ:
- Кристина. - Помолчала и добавила:
- И почему у них нет одноместных номеров!
А потом равнодушно отвернулась от Марины, словно та была грязным пятном на обоях.
"Ничего не скажешь, повезло", - подумала Марина, у которой совершенно пропало первоначальное желание немного вздремнуть после обеда.
Вместо этого она спустилась в фойе, где стояли телефоны-автоматы, и позвонила Петьке в Москву. Петьки дома не оказалось, и трубку сняла перебравшаяся к ним на время Марининого отсутствия тетя Катя. Услышав Маринин голос, тетка сразу же принялась ее сердито отчитывать:
- Деньги тебе, что ли, тратить не на что? Уже звонит! Живы мы, живы, ничего нам не делается.
Марина даже испугалась, что тетка сразу бросит трубку, но та, спустив пары, подобрела и даже поинтересовалась погодой, заодно сообщив, что в Москве уже второй день льет дождь, холодный ветер и магнитные бури, а также велела племяннице не слишком увлекаться загаром из-за "жуткой радиации". Несмотря на то что поговорить с Петькой ей не удалось, на душе у Марины стало как-то спокойнее.
Едва она повесила трубку и вышла из телефонной кабинки, как мимо нее, задрав нос, гордо прошествовала Кристина в платье до пят диковинной расцветки: по подолу его были разбросаны яркие крупные цветы, почти как живые, а на груди и спине - по большому развернутому вееру. В таком наряде она выглядела весьма эффектно, хотя в общем и целом не представляла собой ничего особенного, встретишь на улице и не оглянешься. Чего в ней хватало, так это апломба, и последнее было заметно невооруженным глазом.