Мура совершила непростительную оплошность, снисходительно буркнув:
— Ну, подумаешь, какие мы нежные, ничего твоему Кирке не сделается… Он, может, любовницу замочил, а она о его чувствах беспокоится. Обыкновенный трус, слизняк и размазня.
Это уж точно было лишнее, потому что Викуля тихо, но твердо сказала:
— Мне это не нравится.
— Что именно? — не поняла Мура.
— То, как ты говоришь о Кирке и как ты с ним обращаешься в его же собственном доме, — уже громче пояснила Вика.
Мура удивленно приподняла брови:
— Нашла кого защищать! Тоже мне, поруганная святыня! Мало того, что он ходит налево, так еще…
Викуля не дала ей договорить:
— Может, он и ходит налево, может, и что похуже, но он мой муж и я его люблю. И не позволю обзывать его трусом, размазней и слизняком! Если бы не твоя знаменитая психическая атака и подметные письма, я бы сейчас вообще жила спокойно и ни о чем не беспокоилась. Ну, подумаешь, гульнул мужик, с кем не бывает! А ты… ты все усугубила!
— Ах так! — сказала Мура. — Значит, Мура — сволочь? Ну, спасибо. — И пригрозила:
— Учти, если я уйду, то больше не приду!
— И уходи! — не сдавалась Вика, что было совершенно на нее не похоже.
— И уйду! — вскипела Мура.
— Вот и шуруй!
Мура, уязвленная в самое сердце, не произнесла больше ни слова, хотя лексикон у нее был обширный. Она молча подхватила свою сумку с ноутбуком, диктофоном и зубной щеткой, а также коробку с черепахой и вылетела за дверь подружкиной квартиры, полная решимости никогда и ни при каких обстоятельствах сюда не возвращаться.
— Ну хорошо же, хорошо, — бормотала она себе под нос, звонко цокая каблучками по ступенькам. — Они еще пожалеют, они еще все пожалеют. Они будут рыдать и умолять меня вернуться. — Под местоимением «они» раздосадованная Мура имела в виду не только Вику и Кирку, но и своих издателей, успевших еще раньше наплевать в ее творческую душу.
Котька Кучеров был благополучно препровожден в КПЗ, где благополучно отсыпался, а его грязная куртка в подозрительных пятнах отправилась на экспертизу, однако Рогов не испытывал особого желания почивать на лаврах.
— И что он собой представляет, этот Кучеров? — Подполковник по своему обыкновению мастерски жонглировал бровями.
— Да ничего примечательного: двадцать семь лет, уже два месяца нигде не работает, пьет, интеллект пэтэушника. Соседи жалуются на буйный нрав и приятелей-собутыльников. В общем, классический вариант повзрослевшего дворового хулигана. Имеет судимость за пьяную драку на дискотеке, — доложил Рогов.
— Говоришь, сознался в убийстве? — уточнил подполковник.
— Так и сказал: «Это я ее убил», но ведь он в невменяемом состоянии, так что неизвестно, насколько ему можно верить, — вздохнул Рогов. — Боюсь, протрезвеет — по-другому заговорит.
— А ты на что? — напомнил подполковник Кобылин. — Если припрешь его к стенке, заговорит как надо.
— Все зависит от результатов экспертизы. Покажет, что на его куртке кровь Столетовой, припру, покажет, что не ее, а его, например, то, как говорится, при всем желании…
— Что за пессимизм? — не одобрил его осторожности подполковник. — Слишком уж ты, как я посмотрю, склонен к сомнениям. Работать надо, работать, а не сомневаться попусту… Если этот самый Кучеров ухлестывал за манекенщицей, то вполне мог к кому-нибудь приревновать. Любовный треугольник и всякое такое… Да, кстати, что там у тебя Александра делает?
— Поехала в одно издательство, — нехотя буркнул Рогов.
— В издательство? В какое еще издательство?
— Да тут… В общем, мы выяснили кое-что насчет этих кроликов и факиров, ну, помните, письма, посланные Столетовой? Точнее, это она, Тиунова, сообразила. Короче, в письмах тех — цитаты из романов одной писательницы… Алены Вереск.
— Что ты говоришь? Шура догадалась? Я же тебя предупреждал: она девушка умная и толковая!
— Главное — начитанная, — вяло подтвердил Рогов.
Подполковник погрузился в глубокую задумчивость:
— Цитаты из романов? Очень интересно! Первый раз с таким сталкиваюсь…
— Ну вот она, Александра Тиунова, и поехала в издательство, чтобы поразузнать о писательнице.
— Думаешь, она может иметь отношение к убийству?
Рогов развел руками и честно признался:
— Даже не знаю, что и сказать. Тут всего так много: и бабенка эта подозрительная, которая за кулисами шлялась, и колье пропавшее, и признание Кучерова…
— Да, версий хватает, — согласился Кобылин, — боюсь, это верный знак того, что дело затянется.
— Ты знаешь что, все-таки займись сначала Кучеровым. Давай-ка работать, работать и еще раз работать… — Подполковник не договорил — его прервал пронзительный телефонный звонок. Поднял трубку, мгновенно насупив брови:
— Подполковник Кобылин…
И тут с подполковником стали происходить невиданные перемены, а именно: лицо его мгновенно разгладилось, а брови приподнялись, приняли положение «домиком» да так и застыли.
— А, это ты, Шурочка? — отозвался он умильным тоном. — Да, да, он у меня, передаю трубку.
Рогов взял трубку и услышал голос своей нахальной помощницы:
— Юрий Викторович, докладываю: я побывала в издательстве, узнала адрес писательницы, но ее нет дома. Причем, как утверждают соседи, уже несколько дней ее никто не видел. Да, кстати, на нее около месяца назад было совершено нападение, прямо в подъезде. Попытка ограбления. Что будем делать?
— Ничего не делать. — Рогов с трудом поборол в себе желание наговорить назойливому «аналитику» в юбке массу «приятных» вещей. (Надо сказать, спасло Шуру от его гнева только присутствие явно благоволящего ей подполковника Кобылина.) — По крайней мере, не вижу повода ломать дверь. В Уголовном кодексе нет статьи за написание дурацких романов. К большому сожалению. Возвращайтесь назад, я найду вам работу.
* * *
Казенные стены КПЗ сотворили чудо: Кучеров был почти как стеклышко буквально через два часа. Он сидел напротив Рогова, серьезный и сосредоточенный, и не сводил с него своих настороженных немигающих глаз. На Шуру Тиунову он внимания не обращал, видно, не принимал всерьез.
С формальностями было покончено, и Рогов приступил к допросу по полной программе, как то: где находился тогда-то, кто может подтвердить, откуда кровь на куртке и т.д. и т.п. Котька не запирался, а главное, не лез в бутылку и не выставлял встречных претензий типа «а на каком основании?» и прочая.
— В пятницу? — Кучеров наморщил лоб, украшенный слегка затянувшейся ссадиной. — В пятницу, в пятницу… Ах, да, — его помятая физиономия прояснилась, — так был в гараже у Брынзы… Посидели, выпили, закусили…