Старшинов взглянул на Беркутова.
– При передаче дел меня уже просветили.
– Вот и хорошо!
Он остановился, с улыбкой взглянул на Беркутова.
– Значит, будем вместе работать?
Он протянул руку, и Беркутов, улыбнувшись, пожал ее.
Беркутов молчал. Полковник курил, глядя в зарешеченное окошко.
– И отказаться было нельзя?
– Нас отказам не учили. Вы бы отказались?
Скачко не ответил.
– Мы Старшинова взяли.
– Знаю.
– Извини, постоянно забываю, что у нас тут сарафанное радио работает. Ничем истребить не можем! – усмехнулся полковник.
– Вот и откаты эти вы ничем не истребите! – добавил Беркутов. – Гришина же не убрали? И не уберете! Скажете, что я не прав и вы наведете твердый порядок в нашей империи?
Скачко не сразу ответил.
– Я не несу за это полной ответственности, а потому и обещаний таких давать не могу.
– Очная ставка со Старшиновым состоится? – спросил Беркутов.
Скачко молчал.
– Я пошел вам навстречу, назвал всех взяточников, среди них есть очень именитые! Но никто их трогать не собирается, насколько я понял?! – усмехнулся Георгий Константинович. – И со Старшиновым меня не сведут, тоже знаю! Так ради чего все, объясните? – Беркутов в упор смотрел на полковника, но Скачко молчал.
Скачко вошел в кабинет Култакова. Внес первые тома уголовного дела по Беркутову, выложил их на стол перед генералом.
– Я принес первые тома уголовного дела по Беркутову! – доложил полковник.
Скачко сел напротив генерала. Перед Култаковым стоял стакан с недопитым коньяком. Рядом – бутылка.
– Дело Беркутова закончено, его можно передавать в суд, но у меня есть ряд серьезных вопросов, – словно не замечая коньяк на столе, неуверенно проговорил Скачко. – Список крупных взяточников, объявленных Беркутовым и занимающих крупные государственные посты, больше сорока человек. Что с ними будем делать?
Култаков поднял руку, прося Скачко замолчать. Тот умолк. В глазах генерала стояли слезы. Он взял чистый стакан, плеснул в него коньяку, пододвинул Скачко.
– Юрий Владимирович Андропов… умер.
Голос его задрожал. Генерал взял свой стакан, поднялся, выдержал паузу и выпил. Следом за ним поднялся и Скачко, тоже выпил.
– Садись, сегодня день траура! Забудь обо всем. Завтра будем решать. Да сядь ты, кому говорю!
Полковник повиновался.
Беркутов произносил свое последнее слово. Зал суда был заполнен на две трети, но по большей части работниками КБГ. Вся группа Скачко присутствовала в полном составе.
– Вначале я пытался работать честно, но потом убедился, что надо или давать взятки, или уходить с должности… Понимая всю тяжесть совершенного мной преступления, я сам уже давно осудил себя самым строгим судом. Я не боюсь смерти, страшно за близких, которые не переживут такой позорной и бессмысленной кончины. Сейчас я тяжело болен, моя семья, моя дочь, студентка с малолетним ребенком на руках, осталась без мужа и отца. Неужели есть такая необходимость – лишать человека жизни за совершенные им действия?!
Он на мгновение умолк, взглянул на председателя Верховного суда РСФСР и вдруг узнал его.
Люся влюбленно смотрела на директора, но тут в приемную вошел Салтыков в строгом костюме. Он увидел Беркутова, кивнул, радостно заулыбался, протянул директору руку, крепко пожал ее.
– Петр Салтыков, судья Верховного суда России! Я звонил вам вчера по поводу заказика! Сын женится, так сказать, важное событие. Надо не только крепко выпить, но и хорошо закусить, – подобострастно проговорил он.
– Помню-помню! Организуем, поможем. Прошу в кабинет, товарищ судья, – любезно пригласил Беркутов.
Они прошли в кабинет. Люся с улыбкой посмотрела им вслед.
Салтыков, сидевший на месте председателя Верховного суда РСФСР, перехватил этот напряженный взгляд Беркутова, понял, что подсудимый узнал его, и нервно заерзал на месте.
– Гражданин Беркутов, вам давали последнее слово! – строго проговорил он. – Вы закончили?
– Я мог бы многое еще сказать, но не знаю, уместно ли говорить об этом в этот судный день…
– Я вас понял! Суд удаляется на совещание для вынесения приговора! – объявил Салтыков и первым поднялся из-за стола, демонстрируя, что на сегодня заседание суда закончено. Стали выходить и сидевшие в зале.
Скачко обедал с Боковым в пельменной. Посетителей было немного.
– Меня утром вызывал Култаков, – начал разговор полковник, – расспрашивал о моих планах, словно я премьер-гастролер, и вдруг наехал на меня из-за обоих: из-за матери и сына! Почему обвинительные материалы на них исчезли из уголовного дела и кто в этом виноват? Я объяснил, что их вина не столь уж и существенна, чтоб выделять их дела в отдельное производство, но он, как всегда, начал кричать, покатил бочку на тебя, даже попросил написать нечто вроде доноса на тебя, но я отказался! Тут, к счастью, ему позвонили, кто-то из начальства, и он вытурил меня из кабинета!
Скачко хмуро умолк. Боков молчал.
– Как мне все это надоело!
Скачко даже перестал есть, отодвинул тарелку с недоеденными пельменями, стал пить компот из сухофруктов.
– Компот из пионерлагеря! – сказал он.
– А куда деваться? – вздохнул Боков. – Куда нас возьмут на работу? У отставников-военных диапазон шире! Они надежные замы, трудовики, историки, а мы кому нужны в народном хозяйстве?
Скачко ответил не сразу.
– Да я хоть в сторожа! – поморщился он. – Не поверишь, как все надоело, до чертиков! Сейчас дадим тебе подполковника, и я сразу рапорт подам! Устал как собака.
И он допил компот.
Все входили в небольшой зал районного суда, где проходило заседание Верховного суда РСФСР. К Скачко подошла Лида, с мольбой взглянула на него.
– Сколько же ему дадут? – шепотом спросила она.
Скачко пожал плечами:
– Я не знаю…
– Но обычно же все заранее решено… – растерянно пробормотала она.
– Честное слово, Лидия Санна, не знаю, но полагаю, лет пять-шесть, не больше!
Лицо Лиды просветлело. Она кивнула.
– Спасибо!
Жена Беркутова прошла и села в третий ряд.
Началось судебное заседание. На скамью подсудимых привели Беркутова. Два милиционера встали по бокам. Лида увидела мужа, вытянула голову, подалась вперед, ловя каждый его взгляд. Зрителей в зале немного прибавилось. Скачко тоже взглянул на Беркутова. Георгий точно ждал этого взгляда, перехватил его, жадно и вопросительно посмотрел на полковника. Скачко растерянно улыбнулся, но для Беркутова было достаточно и улыбки полковника. Он принял ее за одобряющий знак и заметно повеселел. Вошли судьи. Секретарь тотчас поднялся.