«Слежка длится третью неделю, филеры меняются каждые четыре часа подряд, раньше их не было, значит, они всерьез намерены меня арестовать, – с грустной усмешкой размышлял Беркутов. – Все играется по классической схеме. Объявление о намерениях и смертельный удар в сердце. Они следят, чтобы я не сбежал. Видимо, испрашивали разрешения наверху и ждали, когда Гришин умчится из Москвы. А он вчера уехал отдыхать. И теперь они свободны в своих действиях. Западня захлопнулась! С радостью сбежал бы куда глаза глядят, да уж не спастись! Только родных и сослуживцев насмешу!»
Беркутов свернул в переулок. Там стояла его «Волга». Максимыч сидел за рулем и, надев очки, читал «Известия». Беркутов сел в машину. Максимыч отложил газету, завел машину и медленно стал выезжать из тесного переулка. Филер отвернулся и тотчас стал что-то говорить, наклонясь к воротнику. Значит, там у него была рация.
Скачко зашел к генералу, отдал честь. Тот был возбужден, сразу же поднялся на ноги, замахал рукой, радостно приветствуя полковника, и даже двинулся навстречу, чего никогда раньше за Култаковым не наблюдалось. Взял под руку, отвел в сторону, оглянулся на дверь, за которой сидел Красавин, зашептал на ухо:
– Поздравляю тебя! Завтра начинаем операцию «Беркут»! Сегодня берите ордера, готовьте группу захвата, все должно быть исполнено молниеносно и неожиданно!
– Ваш кабинет прослушивают? – не понял Скачко.
Генерал сурово взглянул на полковника, сжал кулаки, но, заметив его хмурое выражение лица, пришел в недоумение.
– А ты чего как неродной? Хмурый какой-то, рассеянный? – вдруг спросил он. – Сейчас, наоборот, надо сосредоточиться! Быть как сжатый кулак! Ты меня понял?
Скачко кивнул. Но это генерала не устроило.
– Что-то случилось?!
– Да так. С женой вот расстались! – Он дернул желваками. – У Бокова пока поживу.
– Из-за чего расстались?!
– Она мне изменила.
Култаков возмущенно хмыкнул.
– Как это так?! Педагог советского вуза, пусть и беспартийная, а набралась наглости изменить мужу-коммунисту?! Это, я бы сказал, из ряда вон! – Он нахмурился. – Хочешь, я позвоню в партком? Они быстро во всем разберутся!
– Не надо! Это дело семейное, и моя вина налицо.
– Как это твоя вина налицо?! На чье лицо?! – возмутился Култаков. – Я со своей, между прочим, провел ряд воспитательных бесед. Поначалу было трудно. Как со стенкой говоришь! Но постепенно мы пришли к принципу мирного сосуществования! Как-нибудь расскажу, это весьма любопытно! А сейчас за работу! О жене не жалей! Как говорят, еще неизвестно, кому повезло! – И он похлопал Скачко по плечу. – Садись, давай вместе проработаем все детали ареста и первого допроса. Это очень важно! Подожди-ка!..
Култаков озабоченно нахмурился, быстрым шагом вышел в приемную, точно хотел застать кого-то врасплох, но на месте Красавина никого не было. Генерал удовлетворенно кивнул, плотно закрыл двери кабинета и вернулся на свое место.
Скачко вернулся в свой кабинет и увидел Ширшова. Капитан сиротливо сидел на стуле, держа в руках скромный узелок. Там, скорее всего, была смена нижнего белья, бритва и гигиенические принадлежности. Ширшов приготовился отправиться в камеру. Внезапный приход полковника поверг капитана в смятение, Ширшов не знал, что ему делать: то ли встать и отдать честь, провинившийся был в штатском, то ли не вставать. Капитан все же попытался подняться, но полковник решительным жестом усадил его назад. У стола сидел Боков.
– Привет, капитан, – Скачко занял свое место. – Так, говоришь, черт попутал?
Ширшов отважно взглянул на полковника.
– Я за эту неделю, товарищ полковник, о чем только не передумал! И считаю, что за такую провинность, мной совершенную, прощения недостоин! Майор Боков прав: такие, как я, не должны состоять в рядах органов госбезопасности! А потому готов понести любое наказание! Жена знает обо всем, я ее подготовил, так что…
Он развел руками, показал узелок и шумно вздохнул. Полковник с Боковым такого искреннего признания не ожидали, хмыкнули и переглянулись.
– Иллюзий никаких не держу! – продолжил Ширшов. – Что касаемо причин, то с малолетства имел мечту о собственном автомобиле. Еще в школе сдал на водительские права, одно время даже участвовал в автогонках. Зациклился, словом. Идиот, что тут сказать?!
Ширшов смотрел на Бокова. Тот нахмурился. Скачко же был попросту растерян. Он взглянул на Бокова, и майор расценил этот взгляд как призыв вынести свой вердикт.
– Согласен: этому оправдания нет! Я рад, что капитан трезво осудил свой поступок, и вижу: этот кратковременный арест, что называется, пошел ему на пользу.
Он умолк, так и не высказав своего мнения, как им поступить с Ширшовым: казнить его или помиловать. Скачко хмыкнул, откинулся на спинку кресла и понял, что решать судьбу подчиненного должен он сам. Полковник поднялся:
– Словом, так! Деньги или машину возвратишь студенту. Закроешь вопрос полюбовно. Еще полгода – испытательный срок! Все поощрения отменяются! Ну а дальше посмотрим. Завтра в восемь утра на работу. Возражения есть?
Скачко взглянул на Бокова. Майор молча кивнул. Ширшова словно дубиной огрели, он не мог выговорить ни слова. Скачко нахмурился, взглянул на Бокова. Тот подался к Ширшову:
– Вопросы есть?
Но Ширшов был так растерян, что не совсем понимал, что требовал от него полковник.
– Вы хотите сказать, что д-д-доверяете мне? – заикаясь, переспросил Ширшов.
– Пока доверяем! – сказал Скачко.
Ширшов, услышав эти ободряющие слова, поднялся, слезы блеснули в его глазах. Он вытянулся по струнке и не сразу, из-за сильного волнения, смог ответить Скачко.
– Мои уважаемые, дорогие товарищи, я клянусь вам и всему руководству, что оправдаю ваше доверие, – хрипло прошептал он.
Волнение и слезы капитана тронули полковника. Он нахмурился и заявил:
– Ты наш товарищ, и мы рады, что ты осознал! Хотя я тебя понимаю. Я тоже с детства мечтал о машине, и генерал помог мне купить «Волгу» из конфиската, практически за себестоимость. Так и я тебе помогу! Будет и у тебя машина!
Скачко вдруг улыбнулся, а Ширшов так просиял, словно его только что наградили орденом.
Беркутов и Старшинов сидели в закрытом кабинете ресторана «Узбекистан» и пили чай. В рюмках был налит коньяк, но Беркутов к своей не притрагивался. В вазочке лежала черная икра, на блюдце – тонкие ломтики лимона. Старшинов взглянул на официанта, стоявшего поодаль, кивнул ему, и тот вышел из кабинета.
– Мне тут рассказали, как бушевал Рыбинец, узнав, что Анилину дали всего пятнадцать лет, а не расстрельную статью! – сообщил Беркутову Старшинов, намазывая икру на белый хлеб. – Недопонял, видите ли, председатель суда секретаря ЦК КПСС. Но, чтоб не ошибиться, судьи дали пятнадцать лет и Вере Петровне, увы, невиновной!