– Откуда ты знаешь, о чем я говорил с Амбоном?
– Я знаю почтенного Амбона. Он не сделает ни шагу за пределы Неизменяемого Установления.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
– И не старайся, чужеземец. Амбон скоро получит титул блистательного. – Эзул захихикал. – Хорошо, что живет в Тартессе старый Эзул. Кроме него, никто не поможет тебе разжиться оружием.
Непростой человек, подумал Горгий, устраиваясь на скамье поудобнее.
– Если ты и вправду берешься мне помочь, – осторожно начал он, – то в внакладе не будешь. Мне нужно готовое оружие из черной бронзы: мечи, наконечники…
– Да будет тебе известно, фокеец, что царский указ запрещает вывозить черную бронзу из Тартесса. Кто нарушит указ, тот и почесаться не успеет, как угодит на рудник голубого серебра.
Горгий знал от бывалых мореходов, что существует в Тартессе великая тайна голубого серебра. Но если оружие из черной бронзы изредка попадало в руки иноземцев, то голубого серебра никто никогда не видел, только смутные слухи о нем ходили.
Спросил с притворным простодушием:
– Голубое серебро? А что это такое?
– Не лезь, фокеец, в дела правителей великого Тартесса. Тебе нужно оружие из черной бронзы? Старый Эзул поможет тебе.
– Хорошо, – сказал Горгий. – Приди ко мне на корабль, посмотри товары…
– Опять торопишься. Когда настанет время, я пришлю человека. Ко мне больше не ходи.
Серой ящерицей выскользнул Эзул из каморки. Горгий последовал за ним. Выходя, услышал скрипучий голос из сарая:
– Эй, шевелитесь! Не будет вам сегодня корму за такую работу!
– Вы задумались, читатель?
– Да, видите ли, немножко странно, что Горгию, выходцу из Колхиды, чудится нечто знакомое в языке тартесситов.
Где Колхида и где Испания?
– А вот послушайте, что пишет древнеримский историк Аппиан: «Азиатских иберов одни рассматривают как колонию иберов европейских, другие – как отцов последних, третьи полагают, что у них нет ничего общего, кроме имени…» А в XI веке грузинский ученый Давид Мтацминдели писал про общность языка грузинских и пиренейских иберов.
– И что же, эта общность доказана?
– Нет, все еще гипотетична. Пиренейские иберы – скорее, выходцы из Африки, чем с Кавказа. Но в глуби веков нелегко проследить пути племен. Вероятно, общности у них все же больше, чем розни.
– Ну да, все мы, так сказать, восходим к ветхому Адаму…
Царь Аргантоний плескался в бассейне. Вокруг стояло несколько приближенных – первые люди Тартесса. Им было даровано почетное право лицезреть царскую особу без одежд. Более того: иногда они удостаивались высочайшей чести – приглашались царем в бассейн для беседы о государственных делах.
Вот и сегодня.
– Павлидий! – позвал царь.
Верховный жрец встрепенулся, разжал тонкие губы.
– Иду, Ослепительный!
Как был, в многослойных одеждах и сандалиях, плюхнулся в бассейн, по горло в воде заспешил к царю. Аргантоний, потирая костлявые плечи, посмотрел на него из-под строгих седых бровей.
– Что нового в Тартессе?
Павлидий заученно ответил:
– В Стране Великого Неизменяемого Установления не может быть ничего нового. Народ благословляет твое имя, Ослепительный!
Придворные, что стояли по краям бассейна, выкрикнули громким нестройным хором:
– Вечно свети нам!
Аргантоний лег на спину, задвигал ногами. Верховный жрец медленно поплыл сзади, стараясь не брызгать. Одежды вздулись у него на спине желтым пузырем.
– Во дворце нечем стало дышать, – сказал Аргантоний. – Что там делают в городе? Почему столько дыма?
– В кварталах оружейников… и медников… дымят горны… – Павлидию трудно было говорить, он часто дышал.
Царь подплыл к ступеням бассейна, сел, выпростал из воды длинную седую бороду. Павлидий почтительно стоял перед ним по горло в воде.
– Третьего дня, – доложил он, – карфагеняне нагло напали в море на корабли купца Амбона, идущие с Оловянных островов. Если бы не попутный ветер…
– Хорошо, что ты напомнил об Амбоне. Кажется, я еще не подписал указ о его производстве в блистательные?
– Нет, Ослепительный. Это достойный подданный, ни разу не замеченный в сомнениях. Он уже сделал в твою казну большой взнос.
– Передай Амбону: пусть поднимет вдвое восточную стену. Вели пригнать рабов. За прокорм и камень пусть платит он.
– Будет исполнено! – Павлидий склонил голову, клюнул воду ястребиным клювом.
– Высокорожденным не пристало нюхать дым, – изрек царь.
– Прекрасно сказано, – громко зашептались придворные. – Такие слова надо чеканить в серебре…
– Разреши доложить, Ослепительный, – сказал Павлидий. – Стало мне известно, что карфагеняне собирают войско, чтобы идти на Тартесс войной. Их отряды стоят в Гадире. Их флот…
Аргантоний в сердцах ударил кулаком по воде.
– Ощипанная цапля на кривых ногах – вот что такое твой Карфаген.
Придворные не смогли сдержать восторга, закричали:
– Какая глубина! И вместе с тем точность!.. Цапля на кривых ногах!
– Ощипанная, – веско добавил Павлидий, скользнув взглядом по придворным. Никому не было дано права укорачивать высказывания царя.
– Никто не смеет угрожать моему царству, – сказал Аргантоний. – Как идет Накопление?
– С начала месяца в Сокровенную кладовую доставлено два пирима голубого серебра.
– Два пирима за целый месяц? Верховный жрец, ты забыл о своей главной обязанности.
– Я не забыл. Как можно, Ослепительный! Кроме того, месяц еще не кончился…
– Ты забыл. Ну-ка скажи, что повелел Нетон?
С самого начала разговора Павлидий видел, что царь не в духе. Видно, опять у него жжение в кишках. Все труднее приходилось ему с Аргантонием: в последние годы стал он нестерпимо капризен. Каждое слово поперек поворачивает. Сколько же лет еще отпущено ему богами?
Но вопрос требовал ответа, и Павлидий, скрыв раздражение, привычно забубнил:
– И повелел бог богов Нетон: ничто не должно изменяться, и непреложен закон, и да стоит царство, пока накапливается крупица за крупицей голубое серебро.
– Пока крупица за крупицей накапливается, – поправил Аргантоний. – Я же сказал, что ты забыл. Помнить неточно – все равно что забыть.
– Ты прав, Ослепительный. Я помню, но неточно. – Павлидий решил не сердить царя.
– Ты не хочешь, чтобы щит Нетона был готов поскорее.