Да, Стивену наверняка понравилось бы в Швейцарии. Маргарет вспомнила, как впервые приехала в Сент-Мориц с Толли. Врачи настояли на поездке, заявив в один голос, что катары, замучившие ребенка в зимнее время, в здешнем климате обязательно пройдут. Мальчик быстро освоил горные лыжи. Ему нравился стремительный спуск, ощущение свободы, скольжение вниз как полет, когда только ветер в лицо, а вокруг такая красота!

Толли, конечно, рад снова оказаться в Сент-Морице. А вот для нее швейцарские красоты — еще один повод погрустить о том, что Стивен так и не увидел их.

«Какая жалость! — говорила себе Маргарет. — А что, если мне подняться в горы? Вдруг там, высоко в горах, я смогу услышать его? Пишут же в книгах, что духам легче спускаться на землю в разреженной атмосфере».

И тут же она спохватывалась, и наступало отрезвление. Где он, ее Стивен?

— Ах, Стивен, Стивен! — восклицала она с отчаянием, а потом напряженно замирала, вслушиваясь в безмолвие ночи. О, сколько таких ночей провела она в напрасном ожидании, зная в глубине души, что никто не придет и никто не ответит на ее зов.

От скорбных мыслей Маргарет отвлек хорошо ей знакомый звук. Кто-то горько плакал за стеной, вернее, рыдал навзрыд. Маргарет так привыкла к собственным слезам, что поначалу даже подумала, что плачет она сама, но потом поняла, что всхлипы доносятся из соседнего номера.

Она включила свет. Два часа ночи. Наверное, это плачет Джин, та девушка, с которой Толли обручился. Да, но что ей делать? Как повести себя? Сама Маргарет не любила, когда ее заставали в слезах. Ей в такие моменты не нужны были ни уговоры, ни слова утешения. Вполне возможно, и Джин не понравится ее непрошеное вторжение. Но эта девушка так юна, в сущности она совсем еще ребенок!

Маргарет поднялась с кровати, набросила на себя халат, сунула ноги в тапочки, и в эту минуту плач прекратился. Она застыла в нерешительности. Что делать? Она стала припоминать события минувшего вечера. Неожиданно для всех Толли отказался от ужина и прислал матери записку, что отправляется ужинать с друзьями. Джин сидела за столом подавленная и все время молчала, и Маргарет решила, что девушка расстроилась из-за того, что Толли уехал один, без нее. Правда, Джеральд был, как всегда, само очарование и любезность. Иными словами, ничего странного она за ужином не заметила. А многое ли она вообще замечает, подумала Маргарет.

Вечно погруженная в собственные мысли, что она видит вокруг? Вот и юная девушка, которую ей поручено опекать, брошена, можно сказать, на произвол судьбы. А ведь наверняка что-то случилось! Плач за стеной возобновился с новой силой.

Маргарет решительно направилась к двери и вошла в комнату Джин, не постучавшись. В комнате было темно, но света из окна вполне хватило, чтобы Маргарет разглядела, что девушка лежит на кровати, зарывшись лицом в подушку.

— Что случилось, милая? — спросила она, подойдя ближе.

Джин приподнялась. Она все еще была в своем вечернем платье. Зеленый шифон разметался по кровати.

— Что случилось, девочка? — повторила Маргарет. — Я могу помочь тебе?

— О, простите меня! — всхлипнула Джин. — Я разбудила вас… мне очень жаль. Но я… я так несчастна!

— Вижу! А что стряслось?

— Я… я такое натворила… ужасное! — прошептала Джин в полном отчаянии.

Глава одиннадцатая

Маргарет Мелтон включила ночник. Пока Джин, отвернувшись к стене, вытирала слезы и приводила себя в порядок, она плотно прикрыла дверь.

— Вот сейчас мы можем спокойно поговорить, — сказала она ласково.

Джин сделала попытку встать с кровати, но Маргарет остановила ее:

— Лежи, дорогая! Только накройся пледом, а не то, не дай бог, простудишься.

Джин послушно набросила на себя плед, разгладила рукой складки на платье, словно спохватившись, что может измять его, и тяжело вздохнула.

— Нет, я так не могу! — воскликнула она с чувством. — Это вы должны лежать, а я — сидеть рядом, так было бы правильно.

— Не волнуйся! Я удобно устроюсь здесь, — ответила Маргарет, пододвигая к кровати кресло.

Джин поднесла руки к глазам, вытирая последние слезинки, и отбросила со лба прядь волос.

— Мне очень неловко, что я побеспокоила вас… Я думала, что меня никто не слышит.

— Не переживай! Обычно я в это время еще не сплю. Так что никакого беспокойства ты мне не доставила. А что же до того, что правильно, а что неправильно, то скажу так. Неправильно — это когда молодая и красивая девушка чувствует себя несчастной.

Джин попыталась улыбнуться:

— Вы очень добры ко мне, миссис Мелтон.

— Боюсь, что нет. Из меня, как видишь, и компаньонка-то никудышная. Не вижу даже того, что творится под носом.

— Я вас очень хорошо понимаю!

— В самом деле? А я иногда задаюсь вопросом, есть ли на свете хоть один человек, который может понять меня. Впрочем, все ко мне очень добры и предупредительны. А сын и вовсе старается предугадать малейшее желание.

Тихий стон вырвался из груди Джин. Маргарет наклонилась к девушке и взяла ее за руку.

— Скажи, дитя мое, это из-за Толли ты так расстроилась?

Джин кивнула.

— Но я сама виновата! — поспешно сказала она, словно пытаясь защитить Толли. — Я решила проявить самостоятельность, не посоветовавшись с ним. Конечно, это было глупо! Сейчас я и сама это вижу. Но он так на меня разозлился.

А я… я не могу, когда он злится.

— Расскажи-ка мне все с самого начала!

Джин с сомнением покачала головой:

— Не могу! Это не мой секрет! Я ведь дала слово Толли! — Она снова всхлипнула. — Впрочем, какое это теперь имеет значение! Я такое устроила! — Джин замолчала, отчаянно борясь с новым приступом слез. После некоторой паузы она неуверенно сказала: — Пожалуй, я могу вам рассказать, но, не сердитесь на меня, только при одном условии…

— Я понимаю и вовсе не сержусь, — прервала ее Маргарет. — И потом, если ты мне ничего не скажешь, я пойду к Толли. Он-то уж расскажет! У него нет от меня секретов и никогда не было, даже в детстве. Но мне бы хотелось все же сначала выслушать тебя. Да и случай удобный представился, не правда ли?

Маргарет опустила руку в карман халата и извлекла оттуда портсигар.

— Если не возражаешь, я закурю, ладно? Впереди у нас целая ночь, а потому не торопись и не волнуйся.

Голос Маргарет подействовал на Джин успокаивающе, и она отмела в сторону последние сомнения. Этой женщине можно доверять! Недаром ей еще при первой встрече захотелось открыть матери Толли свою душу.

Поначалу она говорила сбивчиво, то и дело замолкала, подбирая нужные слова, чтобы рассказать о том, как она познакомилась с Толли, как он уговорил ее согласиться и помочь ему в осуществлении его плана, как она поддалась на эти уговоры, потому что и сама оказалась в схожей ситуации — ее ведь тоже бросили.