— С удовольствием!
Толли не удивился, когда поздно вечером они с Мелией добрались до ресторана и, не обнаружив никакой компании приятелей, оказались за столиком одни. Старинная швейцарская таверна «Чеса-Виглия» во многом сохранила колорит минувших эпох, хотя и превратилась в модный ресторан. На втором этаже оборудовали огромный танцзал, расставив по периметру крохотные столики, застланные веселенькими скатертями. Сидя здесь, посетители могли не только наблюдать за танцующими парами, но и сами предаваться веселью.
Внизу размещался еще один зал: длинная, узкая комната с низкими потолками. Там танцплощадка была поменьше, поскольку вдоль боковых стенок тянулись отдельные кабинки, отгороженные друг от друга дубовыми панелями. В углу стоял рояль, за которым пианист самозабвенно наигрывал страстные мелодии, пробуждающие любовное томление. Здесь царил полумрак, откровенно провоцирующий интим. Мелия и Толли устроились в самом дальнем углу за небольшим столиком, покрытым клетчатой скатертью.
Разговор у них не клеился, хотя Толли видел, каким призывным блеском вспыхнули глаза Мелии. И голос ее, волнующий, низкий, без ставших привычными для него капризных ноток, был медоточив и нежен. Да и говорила она сегодня о вещах приятных, без своих обычных подколов и язвительных шуток. Они пошли танцевать, и Толли тут же почувствовал, как податливо ее тело в его объятиях. Мелия таяла в его руках. Пианист стал наигрывать полузабытые мелодии, вызвавшие у Толли целый ворох воспоминаний. Мелия попросила официанта принести ей бокал шампанского, а затем заказала пианисту две мелодии, под которые они когда-то танцевали в Лондоне.
— Ты помнишь? — нежно прошептала она Толли, еще теснее прижимаясь к его груди.
«Как же она старается», — мелькнуло у него в голове. В сущности, он должен быть счастлив такому повороту событий, но что-то внутри его противилось и не желало отзываться на ее уловки. Он привык охотиться сам, а не становиться дичью, которую преследует охотник. «Уж не хочет ли она сделать из меня послушную марионетку? — подумал он с внезапным раздражением. — Станет потом дергать за разные ниточки, управлять мною…»
Нет, не в его характере быть игрушкой в чьих-то руках. Сильный и мужественный человек, он привык иметь дело с серьезным противником, привык одерживать победы после изнурительной борьбы. Но, как ни парадоксально, победа приносила с собой и легкое разочарование. «Ну вот и все», — думал он в таких случаях, испытывая сожаление оттого, что все закончилось. С Мелией у него складывалось не так гладко, но, кажется, и это испытание неумолимо движется к своему победному завершению. Да, она еще не сдалась на милость победителя, но очень близка к этому. «А мы не станем торопить события, — рассудил он, не чувствуя ни радости в душе, ни волнения в крови. — Посмотрим, что и как». Весь вечер он чаще смотрел на бокал с вином, чем в глаза сидящей напротив него Мелии, и проигнорировал ее руку, которую она провоцирующе положила рядом с его рукой.
Когда они снова вышли на танцпол, Мелия вдруг подняла на него глаза и спросила:
— Ты счастлив, Толли?
— А ты? — отозвался он.
— Очень! — воскликнула она и добавила: — Иногда я веду себя глупо, это правда. Поддаюсь внезапным импульсам, а потом жалею. Тебе, дорогой, придется примириться с моей взбалмошностью и научиться понимать меня.
В словах Мелии слышался и призыв к прощению, и готовность возобновить отношения и продолжить их в прежнем русле. Толли это прекрасно понимал, но не желал подыгрывать Мелии и почти с вызовом спросил у нее:
— Я что-то не понимаю… Что ты хочешь этим сказать?
Мелия удивленно округлила глаза:
— А что ты хочешь, чтобы я сказала?
Толли пожал плечами:
— Я плохой игрок в угадайку.
— Ты все еще злишься на меня, да? — натянуто рассмеялась Мелия.
— Я? С чего ты взяла?
Он намеренно делал вид, что не замечает ее ухищрений.
— Мы так давно знакомы, — задумчиво проговорила Мелия. — Мне кажется, мы уже научились понимать друг друга и без слов, не все и не всегда надо облекать в слова. Но я тем не менее скажу так, чтобы тебе все стало совершенно ясно.
— Слушаю! — сказал Толли.
— Людям свойственно ошибаться, — проронила Мелия едва слышно.
— Но только не тебе! — усмехнулся Толли. — Ты у нас ошибаться не можешь, несравненная Мелия!
— Ты надо мной издеваешься! — надула губки Мелия. — А я ведь изо всех сил стараюсь быть с тобой очень, очень милой.
— После того, как была очень, очень противной.
— И тебя это сильно обидело?
— Разве ты не помнишь, что я был убит горем? — рассмеялся в ответ Толли.
— Ты сам противный! — попыталась изобразить обиду Мелия, но в голосе ее не было ни капельки злости.
Во время танца она прижалась к нему и прошептала томным голосом:
— Я прощаю тебя!
— Благодарю!
— И что мешает нам снова стать счастливыми? — продолжила Мелия атаку.
— Что ты имеешь в виду?
Мелия тяжело вздохнула:
— Нет, сегодня ты просто невыносим! Надеюсь, ты понимаешь, о чем я!
— Нет, не понимаю! Видишь ли, раньше мне казалось, что я тебя понимаю, но в один прекрасный день я понял, что ошибался. И вот решил впредь быть более осторожным, я бы даже сказал, очень осторожным!
— Ах, боже мой! — раздраженно воскликнула Мелия и тут же поспешила взять себя в руки. Было видно, что она в явном замешательстве.
Танец закончился, и они вернулись за свой столик. В ресторане было полно посетителей, но Толли вдруг показалось, что они с Мелией остались в зале одни. Будто они стоят на вершине высокой горы и ни один из них не может нигде ни спрятаться, ни укрыться. И следовательно, откровенного разговора не избежать. Надо поставить все точки над i.
Толли заказал еще одну порцию спиртного и, откинувшись на спинку стула, внимательно посмотрел на Мелию. В этот вечер она была в белом. Нитка крупного жемчуга безукоризненного качества вокруг лебединой шейки, жемчужные серьги и, наконец, белая камея в темных волосах создавали совершенный по своей красоте образ. Такая красавица способна растопить сердце любого мужчины, но почему же его сердце бьется так ровно?
Разве не эту девушку он так страстно хотел заполучить в жены? Он собирался сделать ее леди Брори, представлял, как она будет восседать во главе семейного стола, сервированного в торжественные дни фамильным столовым серебром и парадной посудой. Воображал, как она станет принимать гостей в доме на Беркли-сквер, стоя под старинными хрустальными канделябрами, а на ее прелестной головке будет красоваться бриллиантовая диадема, одно из многочисленных украшений, составляющих гордость ювелирной коллекции семейства Брори.
Но, когда Толли пытался представить себе Мелию среди сельских пейзажей Грейстоунза, ее образ тут же мерк. Нет, он не может вообразить себе Мелию в деревне! Разве станет она что ни день обходить имение, вникая в каждую мелочь так, как это делает его мать? Заглядывать в коттеджи местных жителей и беседовать с ними, вручать призы ученикам местной школы и знать всю ребятню в округе по именам, навещать их матерей, когда те заболеют, коротать долгие зимние вечера вдвоем с мужем, сидя возле догорающего камина в гостиной. Нет, невозможно представить себе Мелию, занимающуюся такими будничными делами и проводящую в подобных заботах день за днем.