Майкл изобразил безразличие и произнес:

— Джейн, вы ведете себя глупо. У меня не было бы никаких вопросов, если бы вы просто подтвердили свою связь с Баррой.

— Я бы не назвала это связью.

— А это мне решать. Меня интересует ваша история по одной-единственной причине — ваше знание острова может оказаться полезным.

Джейн подозрительно на него взглянула.

— Полагаю, что может.

— Черт возьми, расскажите мне все, что вы знаете о Барре, и я перестану задавать вопросы.

«Пока перестану…»

Джейн посмотрела на свои руки, сцепленные на коленях. Густые ресницы бросали тень на щеки. Наконец она подняла на него глаза и с задумчивым выражением сказала:

— Я многого не знаю. Прошло столько лет с тех пор, как я там была.

— Не думаю, что после вашего отъезда произошли большие изменения. Вы ведь не настолько стары. — Майкл потер подбородок. — Не так ли?

Она усмехнулась:

— Нет, не настолько. И я понимаю, что вы имеете в виду. Ничто не могло слишком сильно измениться в этой части земли. Всегда казалось, будто время там остановилось. — Джейн задумчиво покачала головой. Ее глаза напоминали блестящий коричневый бархат. — Думаю, что кое-какие мои воспоминания помогут в итоге.

А Майкл думал вот о чем. Почему он до сего момента не замечал ее глаз? Да он сотни раз видел их — нет, тысячи раз! — и тем не менее никогда по-настоящему не обращал внимания на их цвет.

Джейн нахмурилась.

— Почему вы так на меня уставились?

Майкл мысленно выругался, а вслух сказал:

— Неужели? Простите. Я задумался. Давайте начнем с пещер — вы, кажется, отчетливо их помните. Пещеры хорошо знакомы жителям острова?

— Думаю, что да. Почему вы это спросили?

— Потому что если окончательный ключ к амулету Херстов находится в тех пещерах, тогда возможно, что какой-нибудь охотник за сокровищами уже его нашел и забрал.

— Навряд ли. Пещеры расположены в очень отдаленном месте, и до них трудно добраться. Это можно сделать лишь при отливе, да и то всего за какой-то час.

— Выходит, они почти все время находятся под водой.

— Вход — да, а также дно пещеры.

— Это крайне неприятно.

— И опасно. Сомневаюсь, что в пещерах побывало много людей.

— Достаточно побывать одному. Вы же сказали, что слухи о сокровищах ходили столетиями.

— Да, но всем известно, как опасны пещеры. Я одна из немногих, кто видел надписи на стене внутри пещеры.

Майкл различил в ее голосе еле заметный налет шотландской картавости. Обычно он не слышал этого в твердо произносимых ею звуках. Черт, да у нее явный акцент! Неужели так было всегда, а он этого не замечал? Или это проявлялось лишь тогда, когда она вспоминала о доме?

— Местные избегают пещеры?

— О да.

В ее «о» прозвучало легкое «х». Майкл был уверен, что раньше этого не было.

А Джейн, не замечая его пристального внимания, продолжала:

— Когда я была маленькой, лет десяти, два местных парня входили в пещеру. Рослые и сильные, но все же еще мальчишки, они не смогли…

Она осеклась, и ее губы побелели.

— Ага! Вы сами услышали свой шотландский акцент, — с довольным видом сказал Майкл.

— Не понимаю, о чем вы, — натянуто ответила она, ее голос снова прозвучал отрывисто, с прежними интонациями.

— Просто не верится. Я всегда думал, что вы — англичанка… А вы, черт возьми, шотландка.

Джейн промолчала, лишь сжала ладони.

Майкл скрестил руки на груди. Она выглядела как обычно. Сидела прямо, ноги в простых ботинках твердо упирались в пол. Все, как прежде, за исключением выражения ее лица — оно застыло. Что бы она ни скрывала, он выяснит это. Он должен.

— Джейн, выкладывайте все начистоту. Давайте рассказывайте.

— Майкл, прекратите! Оставим все по-прежнему. Нас обоих это устраивало.

В ответ Джейн получила сердитый взгляд. Черт, как бы ему хотелось, чтобы эта тайна оказалась проще, чем есть. Чтобы все, что ему предстояло сделать, — это расшифровать древний текст или произвести раскопки в правильном месте, чтобы извлечь сокровище, которое он ищет. А то, что происходило сейчас, казалось слишком сложным и… деликатным. И по ее напряженному виду было ясно, что он все испортил.

Джейн права — им было бы лучше оставить все, как раньше. Но Майкл ничего не мог с собой поделать. Это произошло прошлым вечером, когда он увидел, как тот олух на балу смотрит на нее. Так смотрит коллекционер, когда видит прекрасную картину, от которой перехватывает дыхание.

Майкл почему-то считал — это получилось само собой, — что Джейн принадлежала исключительно ему. Ему, и больше никому. И черт его подери, если он позволит кому-либо узнать о ней больше, чем он сам.

И тем не менее вот она сидит, упрямо сжав губы, сидит близко от него в застывшей позе и всем своим видом провоцирует его задавать ей вопросы, на которые не желает отвечать.

Это приводило его в бешенство. Майкл не привык к тому, чтобы люди говорили ему «нет». Раздражение росло, он закипал и чувствовал, что вот-вот взорвется. Джейн — его помощница, черт возьми! Он платит ей деньги, обеспечивает ее безопасность и… никого до нее не допустит. Как она смеет утаивать что-то от него?

Майкла охватил знакомый шквал чувств: злость и волнение. Такое всегда на него накатывало, когда он стоял на пороге открытия. Он потянулся вперед, подхватил свою мышку-помощницу и посадил себе на колени.

— Вот так-то, — сказал он, не обращая внимания на ее гневный вскрик. — А теперь извольте рассказать мне то, что я хочу узнать.

Глава 4

Из дневника Майкла Херста:

«Лондон хорош по двум причинам: там можно приобрести превосходное виски и оттуда можно уехать. Мне недостает того и другого — ведь я часто отдаю дань уважения обеим причинам. Общество меня душит, улицы отвратительно пахнут, и по ним снуют толпы прохожих. Дома мрачные, и в них отсутствует архитектурный стиль, люди пошлые и чванливые.

Не важно, как часто я покидаю Лондон, я не могу дождаться минуты, когда снова уеду. Мой дом — это мои путешествия и исследования. Они всегда с радостью ждут меня».

Джейн была потрясена. Боже, неужели Майкл схватил ее и посадил себе на колени? Ей это снится… Но нет, не снится. Она сидит в кольце его сильных рук, как самая настоящая гулящая девица.

Ей следовало возмутиться и потребовать отпустить ее сию же минуту, но, непонятно почему, Джейн ничего этого не сделала. А просто смотрела на него.

Ей приходилось работать в тяжелых условиях, в местах, не тронутых цивилизацией, а ее работодатели были порой грубыми и невоспитанными людьми. Она завоевала репутацию твердой и невозмутимой помощницы и никогда не проявляла своего женского начала, избегая тем самым всевозможных неприятностей.