— С тобой все будет в порядке, если я оставлю тебя сейчас?
— О да. Да, конечно. Милорд, не могу выразить вам в полной мере всю мою благодарность, и должна принести самые искренние извинения за свою достойную всяческих порицаний негостеприимность. Боюсь, мое общество вряд ли доставило вам удовольствие в этот вечер.
— Нет нужды извиняться.
— О, но я чувствую себя обязанной, — произнесла она, поднимаясь с низкого дивана. — Я проспала больше часа.
— На самом деле полтора часа, — заметил Блэк с улыбкой. Улыбкой, будоражащей ее душу и тело.
— О, примите еще раз мои извинения, милорд.
Он приблизился к ней и обхватил ее лицо руками. Заглянул ей в глаза и больше не сводил с нее взгляда, поглаживая большими пальцами ее щеки.
— Если уж желаешь принести извинения, пусть это будет так.
Их губы соприкоснулись в чувственном слиянии. Его язык скользнул следом и принялся ласкать ее робкий язычок неторопливыми нежными касаниями. Это был медленный убаюкивающий поцелуй, словно у Блэка оставалась бездна времени наслаждаться ее губами.
И лишь когда Изабелла стала проявлять нетерпение, он поцеловал ее крепче, отняв руку от ее лица, поглаживая затылок, перебирая пальцами локоны, заключив ее в свои объятия, углубляя поцелуй, ставший требовательным, а совсем не успокаивающим.
В полной тишине раздался ее стон, оказавший на него неописуемое воздействие. Блэк потерял контроль над собой, его губы страстно, отчаянно впивались в ее припухшие уста. Изабелла вцепилась в его жилет, прижимаясь к нему, стремясь соединиться в едином порыве. И вот уже их тела слились, и она, задыхаясь, всхлипнула, ощутив прикосновение его отвердевшего мужского естества. Блэк застонал, вжимаясь в нежную плоть ее тела.
Поцелуй длился и длился, замедляясь, превращаясь в чувственный, соблазнительный танец… Изабелла цеплялась за Блэка, ощущая слабость и невыносимое желание, не в силах даже представить себе, что он покинет ее, оставив в таком состоянии.
— Блэк, — бессвязно взывала она, целуя его, настигая своими требовательными губами.
— Я хочу тебя, — выдохнул Блэк, прижимая ее еще ближе, заключая в тесные объятия. — Хочу целовать, отнести в твою комнату и любить, пока не взойдет солнце. Я буду заниматься с тобой любовью и смотреть, как заря заливает светом подоконник, а солнечные лучи скользят по твоему совершенному телу.
Погрузив руки в его густые длинные волосы, Изабелла ощущала, что ее переполняет дикое необузданное желание, а он покрывал поцелуями ее шею, шепча слова признаний и обещания грядущего блаженства.
— Приди ко мне… — умолял Блэк, скользя руками по ее талии, лаская грудь. — Ляг со мной и позволь мне смотреть на тебя, пробовать тебя… — шептал он, поглаживая языком мочку ее уха. — Быть частью тебя.
Звук открывающейся входной двери прервал их объятия, и со стоном разочарования они неохотно разошлись в стороны, отчаянно справляясь с судорожным дыханием… Блэк потянулся к ней еще раз и поцеловал — нежно и почтительно, прежде чем в последний раз проникнуть языком в глубины ее рта. Отстранившись, он удержал ее подбородок и обвел большим пальцем припухшие от поцелуев губы.
— Никаких извинений, ибо нет места на земле, где бы я жаждал оказаться более чем здесь, с тобой. Спокойной ночи, Изабелла.
Она готова была вновь броситься в его объятия. Блэк обернулся, окинув ее прощальным взглядом.
— Это не пустые слова, Изабелла. Я хочу, чтобы ты пришла ко мне, или позволь мне быть у тебя. Подумай об этом, — прошептал он. — Пожалуйста.
— О, добрый вечер. — Вошедшая Люси замерла на пороге. Ее взгляд блуждал между Изабеллой и Блэком.
Изабелла смотрела, как он прошел мимо Люси, пробормотав пожелание спокойной ночи. С неторопливой лукавой усмешкой Люси оглядела растрепанные волосы и пришедший в полный беспорядок наряд Изабеллы, а потом широко улыбнулась, повернувшись вполоборота и следя за поспешным уходом Блэка.
— Боже мой, Изабелла Фэрмонт! — не веря своим глазам, воскликнула Люси. — Наконец-то тебя по-настоящему обольстил мужчина.
Звук шагов отдавался гулким эхом от мраморных полов Сассекс-Хауса, отражаясь от высоких стен и куполов потолка. Внутри огромного герцогского городского особняка царила тишина — освободившись от дневных обязанностей, слуги удалились на людскую половину дома. Лишь Гастингс, дворецкий Сассекса, продолжал бодрствовать. Время уже давно перевалило за полночь, но Блэк знал, что герцог еще не ложился.
Он проследовал за молодым дворецким через длинную галерею центрального холла, в конце которого располагалась темная и тихая стеклянная оранжерея. Справа от нее — личный кабинет Сассекса. За окном разгулялась осенняя непогода, вновь поднялся ветер, и Блэк видел, как его порывы сгибают голые ветви деревьев за окнами оранжереи. Луна, казавшаяся яркой и полной во время его пребывания в Хайгейте, спряталась за густую пелену облаков.
Из глубины просторного кабинета раздавалось потрескивание дров в жарко натопленном камине — звук, так и призывающий забраться в удобное кресло и наблюдать за появляющимися и исчезающими язычками пламени. Дверь была приоткрыта, и Блэк видел герцога, сидящего в кресле с высокой спинкой с бокалом виски в руках и пристально смотрящего на огонь.
— Ваша светлость, — слегка откашлявшись, обратился Гастингс к хозяину дома. — Граф Блэк желает аудиенции.
— Пусть войдет. Я сам проверю лампы и замки, Гастингс. Вы можете быть свободны на сегодня.
— Очень хорошо, ваша светлость.
Едва дворецкий откланялся и быстро удалился в сторону темного коридора, Блэк вошел в кабинет и плотно закрыл за собой дверь. Герцог даже не соизволил обернуться, продолжая внимательно рассматривать потрескивающее пламя. Блэк подошел к буфету и налил себе виски. Двойную порцию. Господь свидетель, он в ней нуждался.
Последние два часа Блэк упражнялся в самоистязании. Почему он не разбудил Изабеллу и не взял ее прямо в гостиной, он не понимал. Не раз и не два он подвергался сильнейшему искушению. И лишь письмо, а также таинственный «Дом Орфея» способны были отвлечь его внимание от прекрасных форм спящей девушки.
— Полагаю, ты пришел ко мне по поводу этого злосчастного сеанса, — проворчал Сассекс. — Я чертовски испугался, увидев мисс Фэрмонт в таком состоянии. Никогда не думал, что она относится к числу нервных особ, однако леди Фэрмонт определенно пребывала в состоянии панического ужаса.
— У мисс Фэрмонт было очень несчастное прошлое, — ответил Блэк, удобно располагаясь в мягком кресле. Он лучше, чем любая другая живая душа, представлял себе это. Ему известно гораздо больше, чем она могла заподозрить, и, если когда-нибудь узнает о его осведомленности, несомненно, придет в ужас. Ему оказалось достаточно одного дня, чтобы понять образ ее мышления. Но существовала и еще одна тайна, которую Изабелла даже не могла заподозрить, — Блэк не просто знал об этом прискорбном событии, но и являлся его свидетелем. Непосредственным участником. С этого момента он оказался прочно связанным с ней. Жизнь, которую Блэк вел до встречи с Изабеллой, потеряла смысл и значение. Отсчет его новой жизни начался с той самой ночи, когда зимний шторм обрушился на бухту Уитби. И именно Изабелла заставила его взглянуть на жизнь новыми глазами.