Несмотря на насмешливую улыбку, сопровождавшую эти слова, Альдо получил оглушительный удар прямо в лицо.
— Что ж, — произнес он, задыхаясь от обиды, — вы умеете поднять ослабевший дух!
— Не смотри на меня так! Да, хоть ты старше жены на полтора десятка лет, она вовсе не считает тебя развалиной, и я убеждена, что отец новобрачной завоюет сердца всех дам, когда твоя дочь Амелия будет выходить замуж. И ты сам об этом знаешь!
— Теперь еще и это! Свадьба Амелии! Знаете ли вы, тетушка Амели, что скоро я начну бояться ближайшего дня рождения?
— Разве я боюсь? Мне скоро восемьдесят, и я, черт возьми, горжусь этим! Словом, перестань говорить глупости, отправь жене самое нежное послание, скажи ей, что полностью ее одобряешь и…
— Одобряю то, что она мчится в Швейцарию, стоит одному из детей чихнуть? Ну, нет! У нас тоже есть превосходные врачи!
— …что ты полностью ее одобряешь, — повторила маркиза, возвысив голос, — любишь и ужасно скучаешь по ней. Ты влюблен в Лизу, как в первый день… и страдаешь, что тебе приходится спать без нее. Разве не так?
— Да, и она это знает. Я рассказал ей о том, что здесь происходит, и попросил приехать ко мне вместе с младенцем и няней. Погода прекрасная, город утопает в зелени…
— Но коровьих колокольчиков не слышно! И даже если бы в Деревушке по-прежнему были коровы, Лиза наверняка заявила бы, что их молоко не соответствует строжайшим требованиям гигиены! Что ты хочешь, она швейцарка!
— Мне как раз и хотелось бы, чтобы она не была швейцаркой до такой степени!
Разговор прервался с приходом Адальбера, который вернулся с выставки. Красный и запыхавшийся, он тяжело опустился в кресло.
— С ума сойти, сколько там народу! — бросил он. — Еще два-три трупа — и вы можете продлевать показ хоть до Рождества. Естественно, больше всего публику привлекают драгоценности и платья. Подойдя к витринам, люди буквально прилипают к ним, и их нужно уводить силой. К счастью, полицейские — парни крепкие, и их более чем достаточно! Вы не окажете мне милость в виде бокала шампанского, дорогая маркиза?
— Теперь вы понимаете, почему я отказалась идти с вами? — сказала тетушка Амели, выполнив просьбу Адальбера. — Вы меня представляете в таком состоянии? А вот вам срочно нужно принять душ!
— Чтобы опять стоять? Ну, нет! Мне нужна ванна, горячая ванна с ароматом ливанского кедра, в которой я буду наслаждаться сигарой! Кстати, как прошел твой обед? — спросил он, повернувшись к Альдо.
— Я тебе расскажу, пока ты будешь изображать одалиску в ванной комнате.
— Но, видишь ли… я могу задремать.
— Выбирай, старина: или ты куришь, или спишь. Сигара мне не помешает. Надо поговорить! — добавил он сквозь зубы.
Оба прошли в комнату Адальбера, и пока археолог наливал воду в ванну, высыпав в нее целый флакон ароматических солей, Альдо уселся на край постели, сунул письмо Лизы в карман и достал записочку Каролин.
— Я только что получил это послание, и мне хотелось бы узнать, что ты об этом думаешь!
Выйдя из заполненной паром ванной, Адальбер взял записку, пробежал по ней глазами и поднял брови.
— Письмо выглядит слишком угрожающим, чтобы скрывать западню… но я бы предпочел пойти с тобой… на всякий случай!
— Я тоже, поэтому и решил переговорить с тобой. Но она хочет, чтобы я пришел один. Что ты предлагаешь?
— Мы пойдем пешком — моей машине трудно остаться незамеченной! — ты войдешь в дом и узнаешь, что хочет Каролин, а я тем временем буду прогуливаться по улице и сразу прибегу, если потребуется. Постарайся только оставить открытой решетку ворот: мне все меньше и меньше нравится лазить через стены…
Было чуть больше половины одиннадцатого, и дождь лил как из ведра, когда два друга, запахнув макинтоши, подняв воротники и нахлобучив до бровей каскетки из твида, покинули «Трианон-Палас». От услуг гостиничного шофера они отказались.
— Нам надо пройтись, — доверительно сказал ему Адальбер.
— Под таким ливнем? Разумно ли это? — встревожился шофер, озабоченный здоровьем клиентов. — Возьмите хотя бы зонты!
— Не все, что разумно, приносит удовольствие, а дождевая вода отлично тонизирует кожу…
Именно эту фразу, слово в слово, повторила шоферу еще одна фигура в черном непромокаемом плаще — на сей раз женская. Это была Мари-Анжелин, устремившаяся следом за друзьями, которой показалось подозрительным внезапное обоюдное желание Альдо и Адальбера лечь спать сразу после вечерней чашки кофе. Правда, князь сослался на то, что хочет перед сном написать длинное послание Лизе.
У Мари-Анжелин в это же время вдруг начался сильный приступ мигрени, вынудивший ее принять таблетку аспирина и прилечь в темной комнате. Маркиза де Соммьер не стала возражать, хотя все прекрасно поняла и сказала на прощание:
— Наденьте плащ и резиновые боты. Кажется, начинается дождь…
— Нам не слишком досаждают мои постоянные отлучки? — спросила План-Крепен, покраснев до ушей.
— Знаете, позволив вам влезть в эту историю с выставкой, связанную с моим племянником и его обожаемыми камнями, я подготовилась к тому, что мне придется провести несколько одиноких вечеров.
Затем она спросила совсем другим тоном:
— Интересно, куда они отправились?
— Это я и хочу выяснить.
— Я тоже. Поэтому не забудьте зайти ко мне, когда вернетесь… и будьте крайне осторожны!
Безлюдный и печальный под дождем, Королевский бульвар напоминал длинную черную атласную ленту. Ни одного человека, ни единой кошки, ни какой-либо машины, ни малейшего признака жизни! Даже круги света под фонарными столбами выглядели сюрреалистически из-за тени, которую отбрасывали на них деревья.
— Если эта проклятая погода сохранится в ближайшие дни, хорошенький у нас получится праздник, — пробормотал Адальбер, сойдя с тротуара и тут же промочив ноги до лодыжек.
— Зачем же выходить на улицу в лакированных туфлях, когда льет как из ведра? — упрекнул друга Альдо, чувствовавший себя очень комфортно в ботинках на толстой резиновой подошве. — Раньше ты был куда практичнее…
— Кроме них, я могу надеть только старые охотничьи сапоги, потому что в другой обуви, даже сшитой по мерке, у меня при долгой ходьбе начинает зверски болеть мозоль на правой ноге…
— Найди китайского специалиста по педикюру — и все будет в порядке!
— Терпеть не могу, когда чужие руки колдуют над моими ногами…
— Тогда страдай!
Когда они свернули на улицу, где жила Каролин, ситуация ничуть не улучшилась. Небеса словно разверзлись, с наслаждением поливая землю, а спрятаться от дождя было негде, кроме козырька над входной дверью в трехэтажном здании, которое находилось примерно на равном расстоянии между домиком полковника Карлова — о котором по-прежнему не было никаких известий! — и жилищем Каролин Отье. К счастью, дверная амбразура оказалась достаточно глубокой, чтобы Адальбер смог укрыться и даже присесть.