— Его племянница пожаловала в больницу, и мы смогли переговорить с ней, но разговор с ней не принес много пользы. Она с трудом скрывает радость при мысли о великолепном наследстве и не хочет подавать жалобу в полицию. По ее словам, лестница была слишком скользкой, и она предупредила персонал клиники, что категорически против появления полицейских в «ее» доме! Она утверждает также, что санитар «Скорой помощи» привык злоупотреблять спиртным — к несчастью, это похоже на правду! — и натянутая веревка ему просто померещилась…
— А веселая банда Понан-Сен-Жермена?
— Безобидные, слегка тронувшиеся умом старички, которых нельзя принимать всерьез! Кстати, племянница, хоть и не купается в золоте, имеет обширные связи, а прокурор — ее кузен… Иными словами, бедного маркиза похоронят с большой помпой и в полной тишине, если не считать отвратительного скрежета грубых полицейских башмаков. А сейчас, — заключил Альдо, — нам пора одеваться, чтобы успеть на ужин к лорду Кроуфорду!
— Между прочим, — заметил Адальбер, — я не понимаю, почему он пригласил и меня: я никогда не был членом комитета!
— Как и я, но без меня обойтись нельзя, потому что уже завтра драгоценности должны быть переданы шантажисту. А к тебе он, по-моему, испытывает симпатию…
— Очень мило, но с твоего разрешения я все-таки не пойду. Ты найдешь какое-нибудь объяснение для них!
— Почему ты не хочешь идти?
— Если там соберется весь комитет, значит, придет и профессор?
— Естественно. Ты не хочешь его видеть?
— Прежде всего, в его отсутствие я хочу осмотреть его жилище. Пока вы будете ужинать, я отправлюсь на разведку…
— Тогда и я пойду с вами! Буду стоять на страже! — вскричала совершенно оправившаяся План-Крепен.
Скромное покашливание привлекло общее внимание к мадам де Соммьер. Держа в руке бокал с шампанским, она переводила с одного на другого свои зеленые глаза, которые искрились весельем, а не тревогой… хотя некоторое беспокойство в них все же прочитывалось.
— Удивляюсь, — сказала она, — что может исправить вас троих? Вы пережили столько передряг, но все равно готовы пуститься во все тяжкие! Похоже, что произошедшее вас только еще больше возбуждает?
— А вот мне кажется, — сказал Альдо, целуя ее, — что вас это еще больше забавляет?
— Порой да, это правда, но не всегда! Мне хочется, чтобы эта история поскорее закончилась: от нее скверно пахнет!
— Преступление никогда не пахнет хорошо, но разве мы имеем право допустить гибель невинных людей, если можем это предотвратить? Кроме того, у нас есть Анжелина, — с улыбкой добавил он. — Она в таких добрых отношениях с небесами, что наши ангелы-хранители стали бездельниками! А вы, тетя Амели, не напускайте на себя излишнюю суровость. Мне кажется, у вас закваска настоящего главаря банды. Разве нет?
— Ну, может быть, и так!
И старая маркиза довольно рассмеялась…
Смех ее подействовал на Альдо как целительное снадобье. Подъехав к дому Кроуфордов, он почувствовал, что здравый ум и хорошая физическая форма ему очень пригодятся. Шотландский лорд с супругой жили на границе между дворцовым парком и Шеврлу [85] , занимая старинный особняк, который некогда принадлежал управляющему королевской охотой. Стоявший рядом с прудом большой дом с толстыми стенами был возведен без архитектурных изысков и производил даже несколько суровое впечатление, которое сглаживалось роскошным английским садом с множеством розовых кустов и изумительными бархатистыми газонами. Интерьеры же заставляли подумать, что это некий новый Трианон, спрятавшийся за деревьями: все здесь было посвящено Марии-Антуанетте. Господствовали ее цвета — голубой, серый, золотой, меблировка словно была позаимствована из королевских покоев, хотя сам хозяин дома признавался, что некоторые ее предметы были всего лишь копиями. И сама королева присутствовала повсюду: на холстах, в бронзе, мраморе, терракоте, гипсе и серебре. Только портрет Леоноры — великолепный, но единственный — напоминал, что в этом доме есть и живая хозяйка.
Еще на пороге Альдо поразился тем, какая необычная атмосфера царила в большом зале, который прежде, несомненно, служил главной гостиной. Вечер был теплым, и сиявшая в сумраке Пастушья звезда [86] предвещала ясную ночь. Тем не менее все окна, за исключением двери-окна на террасу, были закрыты — и даже задернуты все доходившие до пола бархатные гардины королевского синего цвета. Кроме того, хозяева отказались от электрического освещения, заменив его, как на памятном празднестве у Элси Мендл, букетами из длинных белых свечей, зажженных в канделябрах с хрустальными подвесками. На шелковых коврах были расставлены большие фарфоровые вазы с охапками белых лилий, насыщавших воздух своим несколько приторным ароматом. Канапе, кресла и пуфики были затянуты серо-золотой парчой или голубым бархатом. В глубине часть зала была отгорожена занавесками. Два лакея-индуса в белых одеяниях и тюрбанах прислуживали приглашенным, которые беседовали почти шепотом, словно в святилище, и на это сразу обратил внимание Морозини, прибывший последним: Люсьену стоило больших трудов развернуть перед входом свой древний «Панар».
Фредерик Болдуин проводил гостя в зал, и навстречу ему двинулся Кроуфорд, опиравшийся на трость. Альдо на секунду показалось, что он ошибся веком. Шотландец сменил свой обычный смокинг на черный бархатный камзол с бриллиантовыми пуговицами и кружевным жабо. В таком виде он очень напоминал Калиостро, и Альдо едва удержался от искушения сказать ему об этом. Но у Кроуфорда было такое серьезное, даже удрученное выражение лица, что он просто пожал протянутую руку.
— Спасибо, что пришли! — прочувствованно сказал шотландец. — Ваше присутствие будет для нас неоценимо.
Альдо принес извинения за Адальбера, и хозяин повел его к своей жене. Сюрпризы продолжались: Леонора выглядела как юная девушка в простом, высоко подпоясанном платье из белого муслина, с очень скромным декольте, украшенном оборками, и с пышными рукавами, перевязанными голубой лентой чуть выше локтей. Ни единого украшения. Волосы также были стянуты лентой, и она отказалась от макияжа…
— Неожиданно, правда? — шепнула ему леди Мендл, рядом с которой он сел, поздоровавшись со всеми присутствующими. — Надеюсь, вы узнали платье, хотя и лицо должно быть вам знакомо.
— Мне кажется, что я его где-то видел, но…
— Добавьте соломенную шляпку со страусиными перьями и узлом из серого атласа — и вы вспомните один из портретов Виже-Лебрен: у меня есть копия, и вы, должно быть, обратили на нее внимание…
— Ах да… в самом деле! Но зачем…
— Тише! Сейчас вы все узнаете. Понаблюдайте за остальными! За исключением профессора, который почти тронулся умом и возвел королеву в ранг божества… А сейчас давайте помолчим: наш хозяин собирается держать речь!
Было ясно, что она, сохраняя достойный вид, откровенно забавляется ситуацией. Но это забавляло лишь ее одну! Мадам де Ла Бегасьер, не столько сидя, сколько скорчившись в кресле, страдальчески морщилась. Генерал насупился, как в самые дурные свои дни, и это явно тревожило его супругу. Мальданы держались по-разному: Оливье со скучающим видом потягивал шампанское из бокала, Клотильд теребила свое ожерелье и вглядывалась в каждую жемчужину так пристально, словно от этого зависела ее жизнь.