– Это был поджог? – спросила Аннетта.
– Похоже на то, – ответил пожарный, – рядом с телом нашли канистру для бензина. Но точно не могу сказать, расследование не моя задача.
Аннетта спросила, все ли имущество погибло.
– А чего вы ожидали? Сначала огонь, потом вода! Разве что подвал сохранился. У вас есть дети?
Аннетта покачала головой.
– В подвале, в сушилке, на веревке висели плюшевые игрушки – это единственное, что уцелело.
Сказав это, пожарный тут же пожалел, подумав, что его слова могут расстроить Аннетту. Смущенно покашливая, он вернулся к коллегам.
Аннетте не оставалось ничего другого, как терпеливо ждать. В саду уже цвели первоцветы, но день был прохладным и ясным, и она мерзла. Странно, подумала она, все, связанное с матерью Поля, сгорело, а вот одежду свекра будут донашивать бездомные. И даже часы и запонки отца лежали сейчас в ящике ночного столика Поля.
Через полчаса в конце улицы показался Поль, в руках у него был большой пластиковый пакет. Аннетта нерешительно двинулась навстречу мужу.
– Прежде чем все обвалится, нужно сделать набросок дома. Я хочу все это задокументировать.
С детским нетерпением он раскрыл пакет и показал Аннетте большой альбом для рисования, карандаши с грифелями разной твердости, точилку и ластик.
– Вообще-то в машине всегда надо держать основные принадлежности для рисования, это будет мне наука. Ты не посмотришь в сарае? Там должен быть старый плетеный стул.
В саду за домом Аннетта нашла крохотный нарцисс и сорвала на память. Нежно-желтый цветок мог символизировать надежду, но Поль, к сожалению, почти не обратил внимания на это маленькое утешение природы. Как только Аннетта принесла истрепанный временем и непогодой стул, Поль тут же раскрыл альбом, отметил на горизонтальной линии исходную точку и провел от нее две диагонали.
– Я больше никогда не буду работать юристом, – произнес он так тихо, словно обещал это самому себе.
– А кем ты будешь? – спросила Аннетта и с трудом разобрала невнятный ответ:
– Кто знает? Бездельником или странником, будущим отцом или рисовальщиком руин…
Растерянная Аннетта не ответила и снова укрылась в машине. После бесконечного ожидания она, окончательно замерзнув, вылезла, чтобы взять у Поля ключи зажигания и хотя бы включить печку. Поль по-прежнему сидел в саду и рисовал озябшей рукой.
– Когда мы поедем домой? – спросила Аннетта.
– Начиная с эпохи Ренессанса и до XIX века центральная перспектива являлась символом западной культуры, – сказал он и сощурил глаз, держа вытянутую руку с карандашом перед собой. – Еще Леонардо знал, что перспектива – не что иное, как созерцание мира из-за стекла и перенесение изображения предметов на это стекло. Таково наше, чисто европейское видение.
– Да ты весь дрожишь! Поль, заработаешь воспаление легких. Едем скорее, здесь нам нечего больше делать.
– Всю жизнь я смотрел на мир как сквозь мутное стекло. Но может быть, я вовсе не центр вселенной, может, центральная перспектива – просто обман зрения? – произнес Поль, воткнул маленький нарцисс в лацкан пиджака и стал наконец собираться.
Аннетта с удивлением отметила, что он собственноручно отнес стул назад в сарай.