Я громко высморкалась. Конечно, я скучала по сыну, но знала, что за него могу не волноваться. Куда огорчительнее сознавать, что ни один человек в этом мире не скучает по мне, а Кора меньше всех.
Вода кипела ключом, я поднялась, чтобы залить кофе. И когда Катрин появилась в дверях с пакетом свежих круассанов, я уже успокоилась, насколько смогла, и даже накрыла на стол.
Утренние лучи врывались к нам сквозь высокие окна и зажигали огоньками зеркальные блестки на восточных покрывалах. И вот когда солнечные блики сверкали повсюду, этот чужой дом показался нам необычайно красивым. Как было его не полюбить! Здание утопало в зелени – вокруг росли большие каштаны, так что из всех окон видна была одна только листва, менявшая оттенки от светло– до темно-зеленого в зависимости от времени суток. Удивительно, даже среди большого города себя вольготно чувствовали птицы: голуби, воробьи… Ну, эти, допустим, не чудо. А еще по веткам скакали дрозды, пара синиц, сорока заглядывала… В кронах старых каштанов птичье житье не хуже, чем в лесу. Мы тоже могли бы безбедно существовать среди этих ветвей даже на самые скромные доходы. А Кору пора выкинуть из головы, Катрин куда приятнее!
– Мне через полчаса выходить, долг зовет! – прервала соседка мои наблюдения натуралиста. – Ты решила? Идешь со мной?
Мы сидели в подземке и гадали, поймают нас контролеры или нет. У Катрин на сегодня было назначено два часа консультаций для иностранцев, которые хотели бы изучать и улучшать немецкий в стенах Народного университета. Когда мы появились у ее кабинета, под дверью уже нетерпеливо топтался молодой турок. Он и без учителей хорошо изъяснялся на гессенском диалекте, но не мог определиться, что ему делать с грамматикой – может, записаться на нулевой уровень? Следом подтянулась веселая африканка с дрэдами длиной до крепкой вертлявой попки. Девушка постоянно смеялась, когда же она не смеялась, то бегло говорила по-французски, но из немецкого словарного запаса выдавала только «Genau!» [16] и «Prost!». [17] Потом явилась венгерка средних лет с треугольным лисьим лицом. Она грамотно, но, как нам показалось, на несколько устаревшем языке сказала, что хочет освежить свои знания. После собеседования каждый записывал свое имя и адрес в журнал, а Катрин решала, куда направить кандидата учиться с сентября: на начальную, среднюю или продвинутую ступень.
Так как соискателей места на курсах Народного университета было не много, Катрин могла более детально проводить тесты и больше времени уделять вопросам будущих студентов, с которыми она была необычайно терпелива и любезна. Я начала подозревать, что Катрин взяла меня с собой, чтобы продемонстрировать свой авторитет и компетентность. После пятой консультации мне наскучил этот однообразный спектакль. Я стала болтать ногой. Еще и потому, что на нее без конца пикировала назойливая муха. Противно пахло дезинфекционными средствами: наверное, администрация не первый десяток лет пытается избавиться от студенческого духа. Из-за жары дверь в коридор была распахнута настежь, и я могла созерцать лакированные ряды вешалок в гардеробе и пол, на котором не было разводов тосканского мрамора. Зато он мог похвалиться художественно размазанной на каждом квадратном метре и утоптанной до черных пятен жевательной резинкой. Я подошла к окну и посмотрела вниз, во двор, на ржавые металлические дуги – стоянку для велосипедов и устрашающего вида мусорный контейнер. Катрин рассказывала мне, что в этом бетонном дворце семидесятых годов вплоть до недавнего времени было реальное училище, которое закрыли из-за хронического недобора учащихся.
У ворот университета в позе терпеливого ожидания, прислонившись к решетке, стоял незнакомец. Вдруг его взгляд встретился с моим – по спине побежали мурашки. Сказать Катрин? Нет, пусть спокойно занимается со своими учениками. Сколько она с ними провозится? На худой конец еще минут двадцать…
Худой конец пришел в образе толстого бюргера лет пятидесяти, который вел за локоть маленькую красивую азиатку. Девушка была одета как примерная школьница и выглядела совсем как ребенок: еще тоньше и меньше, чем моя изящная Катрин. Тайка не отрываясь смотрела в пол, словно видела там что-то важное. Когда же она единственный раз подняла взгляд, на меня смотрели глаза рано повзрослевшей девочки.
– Моя жена немного знает английский, – сказал мужчина, – не так ли, рыбонька?
Рыбонька кивнула.
Катрин поинтересовалась, как обстоит дело с чтением и письмом: для малограмотных предусмотрен отдельный курс.
– Ну, вы скажете тоже! – запротестовал супруг и погладил девушку по голове, как собачку. Ее передернуло. Слегка, едва заметно.
Холодно и корректно разговаривала Катрин с хозяином пойманной рыбки. Она сделала несколько попыток заговорить на английском с ней, своей будущей ученицей. Но та была настолько смущена происходящим, что ни разу даже не улыбнулась в ответ, не говоря о том, чтобы выжать из себя хоть слово. В заключение толстяк гордо достал пухлый бумажник и предложил немедленно и досрочно внести сумму за обучение – двести марок. При этом он смотрел таким неприятно-покровительственным взглядом на учительницу, будто хотел купить и ее тоже. Катрин покачала головой и послала его в кассу.
Когда колоритная пара удалилась, Катрин тяжело вздохнула:
– Я слышала от здешних преподавателей, что такие типы нередко появляются. Купят полуребенка у бедной семьи и думают, что всех облагодетельствовали. Даже представить себе страшно, как они сексом занимаются.
– У ворот стоит подозрительный субъект. Посмотри-ка вниз!
Катрин вскочила, выглянула на секунду в окно и, тяжело дыша, снова опустилась в свое шаткое кресло:
– Это сутенер из Гросс-Герау, который однажды приходил к Эрику по делу, уголовному.
– Ну и?… – протянула я мрачно.
– Такой бы не стал просто так тут околачиваться. Он ждет меня! – поразила ее догадка. – Он мог меня заметить? Что нам теперь делать? – не на шутку испугалась Катрин.
Я попадала и не в такие переделки. Спокойно, сейчас что-нибудь придумаем.
Человек, отрекомендованный Катрин как сутенер из Гросс-Герау, расположился перед единственным выходом из университета. В любом случае придется идти мимо него, и нужно сделать так, чтобы он нас не заметил или же не узнал. Я велела Катрин укрыться в проверенном секретном месте – женском туалете – и прошла по зданию в поисках спасения.
На втором этаже, за дверями одного из классов, я услышала звериный вой и веселые детские голоса. На двери класса – плакат, на нем яркие корявые буквы:
АРЕНА ДЛЯ ВСЕХ!
ПРИГЛАШАЕМ ДИКИХ ЗВЕРЕЙ, АКРОБАТОВ, КЛОУНОВ И ТАНЦОВЩИЦ!
Я просунула свой любопытный нос в щелочку: посреди комнаты с маленького трамплина на старые матрасы скакали дети, ровесники моего Бэлы: клоуны в белилах, тигрята с полосатыми щечками, пушистые мишки и балерины. Молодой воспитатель, дрессировщик, командовал – звери пролезали сквозь большую автопокрышку. Он заметил меня и выкрикнул: