— Конюшню будем ставить ближе к забору, — устным распоряжением добавил он объект, не учтенный в плане.
— За каким тебе конюшня?! — удивился Капкан, присутствовавший на обсуждении строительных мероприятий.
— Лох ты. — Малюта захлопнул «ежедневник». — Деревня. Серое вещество. В гольф будем играть, как нормальные…
«Да, мозги у Малюты, конечно, всмятку. — Вспоминая события годичной давности, Капкан дремал в кресле авиалайнера. — Ему что гольф, что поло — одинаково. Зато изворотливости не занимать, это — факт. С ним не расслабишься».
Рядом, уложив на плечо Капкана буйную голову, спал Никита Брусникин. Шокированный встречей с призраком, он как-то быстро нарезался еще до посадки в самолет. Стресс он, конечно, снял, но хлопот своему спутнику добавил. Направившись после третьей порции «текилы» в туалет, Брусникин по пути обзавелся в газетном киоске набором фломастеров. И затем начал раздавать автографы всем желающим. Первый автограф достался сливному бачку, второй — зеркалу над раковиной, а третий он уже нацелился вывести на белоснежной сорочке японского гражданина, но «продюсер» успел его перехватить. Заподозрив после длительного отсутствия Никиты что-то неладное, Капкан успел вовремя. Японец сушил под феном руки и потому ничего не заметил.
— Вам автограф?! — оживился Брусникин в объятиях Капкана.
Аккуратный господин из Японии, досушив руки, обернулся.
— Куросава! — радостно заорал Никита.
Чтоб японец не уличил его в ложной ориентации, Капкан разомкнул объятия. Сделал он это, повинуясь исключительно условному рефлексу. В его обществе геи почитались грязными отщепенцами. Никита взмахнул пучком фломастеров и опрокинулся на пол.
— Вот из зис? — испуганно прошептал японец.
— Шутинг стар, — вежливо пояснил Капкан, свободно владевший английским. — Падающая звезда. Можете желание загадать.
— Джаст э момент! — загребая воздух руками, вступил в беседу Брусникин. — Фак! Шит! Ай вонт ю!
Выплеснув на присутствующих весь свой словарный запас, Никита пополз к японцу.
Похоже, единственным желанием островитянина было поскорее слинять, и это его желание исполнилось.
— «Шереметьеву-3 от Брусникина», — вслух прочитал Капкан ядовито-зеленую надпись на зеркале.
— От Никиты, — добавил Брусникин, все четыре конечности которого подламывались, будто ножки игрушечного козлика, пропущенные сквозь леску.
— Где ты еще свои автографы оставил, урод?! — прорычал Капкан, яростно оттирая туалетной бумагой наводящую на ненужный след надпись.
— Три, три, три! — сказал Брусникин весело. — Жопу подотри!
И тут же его стошнило на кафель.
— Где ты еще свои автографы оставил?! — продолжил допрос Капкан, оттащив Никиту на скамью в зал ожидания.
— У нее, — пробормотал бледный Никита, судорожно сжимая фломастеры. — На таможне. В белом, что слева.
— Тихо сиди! — наказал подопечному Капкан. — Дернешься — убью!
Он отошел в сторонку и, не выпуская Никиту из поля зрения, набрал на мобильном номер самого толкового из бандитов. Соломон отозвался сразу.
— Ты где? — спросил, закуривая, «продюсер».
— На Вернадского, — отчитался сподвижник. — Мотор барахлит. Сын училку по химии обрюхатил. Теща в постель мочится. У тебя что хорошего?
— Фраерок наш поганку завернул, — перешел Капкан непосредственно к проблеме. — Значит, так.
Срочно дуй в Шереметьево-два. Нарой там в левом крыле блондинку. Этот хмырь ей свой автограф подарил, въезжаешь?! По паспорту Дрозденко улетел, а у какой-то выдры подпись Брусникина осталась!
— Еще бы! — заржал в ответ Соломон. — «Муму» Тургенев написал, а памятник — Пушкину!
— Если телка врубится — край. — Капкану было не до шуток. — Вырви у нее эту бумажку. Как хочешь, но — вырви. Подари ей что-нибудь интимное.
— Сто баксов подходит? — предложил соратник, но Капкан уже отключился.
Соломон, мысленно обругав свою горькую долю, рванул к Окружной.
Насчет доли Соломона в группировке Малюты можно сказать, что она и впрямь была не самой завидной. Если сравнить иерархию в группировке с судовой ролью какого-нибудь каперного фрегата, то Соломон болтался где-то между «плотником» и «шеф-поваром».
В прошлой своей дореформенной жизни Соломон заслужил авторитет ловкого кидалы. Фальшивые лотерейные билеты, «выигравшие» автомобиль, старые фамильные драгоценности со стразами вместо бриллиантов — все это был хлеб Соломона. И по тогдашним меркам не просто хлеб, а хлеб с изюмом. Но так получилось, что всю эпоху передела собственности, воспитавшую кадры совершенно иного размаха, Соломон пропарился в таежной колонии под городом Братском. Курсы повышения квалификации на лесоповале отсутствовали, так что Соломон до выхода на свободу и живого компьютера-то не видел. Если бы не юный жулик Хариус, которого Соломон поддержал на зоне и взял под свое крыло, у него, глядишь, и нынешней работы не появилось бы.
Повадки новых уголовников Соломону претили. Пролитой крови он не жаловал. Но зато знал досконально воровские законы, разбирался в антиквариате и неплохо «чесал», когда Малюте требовалось разыграть в карты со смежниками спорную «корову». Потому Глеб Анатольевич старого фармазона особенно не грузил, держал его, в основном, для хозяйственных нужд и даже произвел в почетные члены «совета директоров».
В аэропорту Соломону повезло. Таможенницублондинку он отыскал в левом крыле прежде, чем та сменилась. Смяв очередь, он нахально прорвался к нужной кабинке.
— Золотко! Проба ты моя ненаглядная! — насел на таможенницу мудрый Соломон. — Вам гражданин из Либерии автограф по ошибочке оставил! Артист! Помните?!
— Ну и? — блондинка покосилась на него весьма даже враждебно.
— Верните! — Соломон приложил к сердцу обе ладони. — Верните, золотко! Долго объяснять! Очередь волнуется! А я — его дядя! Он лично мне звонил натурально с воздуха!
— Да пожалуйста, — обиделась таможенница, выдавая ему сложенную пополам декларацию с пламенным текстом Брусникина. — Подумаешь, «хахаль» нашелся. Мне Державин свой автограф подарил. Так и передайте.
— Так и передам, — пообещал Соломон, растворяясь в толпе.
Расстроенной подлостью Брусникина таможеннице даже на ум не пришло, что позвонить «натурально с воздуха» никак нельзя, ибо, согласно инструкции, пассажирам в полете пользоваться мобильными телефонами без особого разрешения категорически воспрещено.
Между тем самолет с Капканом и расклеившимся Брусникиным уже набирал высоту.
Вопреки наихудшим предчувствиям Капкана, в Монровии все прошло на удивление гладко. Даже тот курьез, что на стоянке такси Брусникина цапнула бешеная собака, оказался для затеянной аферы исключительно выигрышным.