— Иди ко мне курсом фордевинд, — скомандовал Николай. — Стой, сперва скажи, что такое фордевинд.
— Когда ветер дует в корму, — отчеканил Алька. Глаза его азартно блестели.
— Ну, давай.
Алька прижал одну руку к боку, а другую широко отставил в сторону и побежал к Николаю, оглядываясь и проверяя, точно ли стрела «ветра» направлена ему в «корму».
— Теперь пройди бакштагом. Шурик, что такое бакштаг?
— Это когда ветер сзади, но не совсем с кормы, а немножко сбоку, — скороговоркой ответил чернявый мальчик.
— А каким галсом идет Алька?
— Левым.
Действительно, «ветер» был направлен на Альку слева, а сам он бежал, откинув в сторону правую руку, изображавшую парус.
— Значит, как Алька идет?
— Бакштаг левого галса.
— Хорошо, — сказал Николай. — Теперь ты, Генка. Что такое курс галфвинд? [2]
— Это когда ветер дует поперек дороги, — тоном первого ученика ответил паренек с круглой, наголо остриженной головой.
— Верно. Теперь так: ветер прямо на нас, а тебе надо в тот конец двора. Против ветра. Каким курсом пойдешь?
— Бейдевинд! — крикнул Алька, подбегая к Николаю.
— Ты молчи, старина. Не тебя спрашиваю.
— Я сам знаю, — обиженно сказал Генка. — Бейдевинд — это когда ветер спереди, только, конечно, не прямо в нос, а немножко сбоку.
И Генка, откинув правую руку, пошел через двор наискось, под углом к «ветру». Дойдя до стены, он повернул, прижал правую руку, откинул левую и снова пошел под углом к «ветру». Сделав несколько таких зигзагов и дойдя до стрелы, он оглянулся на Николая:
— Правильно, дядя Коля?
— Ничего не скажешь. А как называются повороты, которые ты делал?
— Оверштаг! — выкрикнул Генка, боясь, что Алька его опять опередит. — Я пересекал носом линию ветра. Я выбирался против ветра… это… в лавировку!
— Молодец, Генка! — усмехнулся Николай. — Только помните, ребята: оверштаг при малой скорости не всегда выходит. Это поворот хоть и медленный, но зато безопасный; А если надо быстро повернуть?
— Поворот фордевинд! — наперебой закричали мальчишки.
— Правильно. Шурик, покажи.
Чернявый мальчик побежал боком к «ветру», потом, не останавливаясь, повернул, оказавшись спиной к «ветру». При этом он резким взмахом сменил руку, изображая парус, перекинувшийся с борта на борт.
— Так, — сказал Николай. — А если сильный ветер и рулевой зазевается, вместо поворота фордевинд что получится?
— Поворот оверкиль, — сказал Алька. — Вот так… — Он стал на руки и ловко перекувыркнулся.
Мальчики засмеялись и тоже принялись кувыркаться.
— Ну, хватит, — смеясь, сказал Николай. — Молодцы, ребята! Усвоили. Будете яхтсменами.
Он быстро пошел по переулку. Под акацией, несмотря на ранний час, уже сидели со своими нардами два старика в бараньих шапках. Они бормотали, как заклинание, древние слова счета выпавших очков: пянджучар, дубара, шеш-и-беш, и со стуком передвигали шашки.
А ветра все не было. Между тем на сегодня были назначены классные гонки для швертботов «М—20», яхт «звездного» класса и яхт класса «Л—4» [3] .
Николай ступил на бон яхт-клуба. Он не увидел обычного предгоночного оживления. Правда, команды легких «эмок» и «звездников» возились на яхтах, причаленных к бону. Они еще надеялись: для них достаточно даже маленького ветерка.
Новички твердили «семь заповедей гонщика», каждая из которых начинается словами: «Если не уверен в своем праве — уступай». Уступай, будучи обгоняющим и будучи наветренным, уступай, идя левым галсом, уступай, уступай… Ты можешь прийти к вожделенному финишу первым, но штрафные очки по «протестам» отбросят тебя назад. Мало быть хорошим мореходом на хорошо настроенной яхте — надо тонко знать правила парусных соревнований и комментарии к ним, которые по своей сложности не уступают комментариям к священному Писанию.
Экипажи яхт класса «Л—4» отчаялись дождаться ветра, подходящего для их крупных судов. Собравшись в кают-компании яхт-клуба у телевизора, они с увлечением смотрели утреннюю передачу «для самых маленьких».
А вот и Юра. Он сидел на краю бона в одних плавках, обхватив длинными руками колени, и унылым ямщицким голосом напевал «Бродягу».
Николай подошел к нему, сел рядом и с полуслова включился в «Бродягу». Они пели, пока боцман Мехти не высунулся из шкиперской и не крикнул им свирепо:
— Где находишься? Тебе здесь Евгений Онегин или яхт-клуб?
— Зря ты отдал Вове акваланг, — сказал Юра немного погодя. — Понырять бы сейчас.
— Если гонки отменят, поедем ко мне. Попробуем изменить шаг спирали. Слышь, Юрка?
— Слышу, но не поеду.
— Почему? — Николай посмотрел на друга. — Ах, ну да, Валечка. Понятно.
— Валечка ни при чем.
— Так какого же дьявола…
— Ничего у нас не получится, Колька. Поверхность вещества — дело темное. Если мировые ученые не знают, как с ней обращаться, то где уж нам…
— Не хочешь — не надо. Обойдусь без тебя.
— Не обойдешься. Я хоть в электронике кое-что смыслю, а ты — слабачок.
— Все равно не брошу, — упрямо сказал Николай. — Должно быть поле, в котором натяжение поверхности усилится.
— «Поле»! — насмешливо подхватил Юра. — «О поле, кто тебя усеял мертвыми костями?»
Подошел Привалов.
— Доброе утро, мальчики, — сказал он. — Зря я, кажется, приехал. Не отменены гонки?
— Пока нет, — ответил Юра. — Ждем. Садитесь, Борис Иванович.
Они сидели втроем, свесив ноги с бона, и солнце жарило их спины, и ветра все не было и не было.
— Борис Иванович, — сказал Николай решительным баском, — помните разговор о поверхностном натяжении?
— Ну? — Привалов поблестел на него стеклами очков.
— Так вот… — И Николай коротко рассказал про опыт с водой и проволокой, и про спираль, и про поле, которое должно же существовать…
Привалов выслушал все это, щурясь и морщась, а потом сказал:
— Кустарщина… Без солидной подготовки за такие дела не берутся. Есть книга — «Физика и химия поверхности». Автор — Адам. Могу дать почитать, если хотите… А вообще, — добавил он, помолчав, — у нас своих забот хватает. На очереди огромная работа: Транскаспийский нефтепровод.