— Махадео! — ахнул кто-то.
Толпа покорно расступилась.
Неприкасаемые, плотно прижав руки к бокам, чтобы занимать меньше места, сдерживая дыхание, шли по освободившемуся проходу к лестнице, ведущей на верхние галереи. Непривычно сытно накормленные, они были опьянены сытостью не меньше, чем бхангом. А то, что они вместе со всеми допущены в храм, было для них уже чудом.
Три девушки обрызгали водой проход, которого касались нечистые ноги неприкасаемых, и забросали его мокрым пометом священной коровы. Затем нежными ладонями, окрашенными хной в огненный цвет, они растерли помет по мокрым каменным плитам и засыпали лепестками роз и цветов чампака [21] .
Обряд очищения был окончен, и проход исчез — толпа снова заполнила его.
Огромный храм вместил всех, только груды обуви остались снаружи, во дворе.
Сикхи входили последними и расположились вдоль стен: никто из них не углубился в толпу.
— Братья, не удивляйтесь ничему, что увидят ваши глаза, — возвестил брахман, — и храните спокойствие, ибо каждый имеет свою карму, а боги всемогущи. Вознесем же моления великой Кали, да предстанет она за нас перед Тримурти! Пусть боги явят нам чудеса, чтобы укрепить нашу веру!
В мертвой тишине раздался легкий треск. В треножных чашах, окружавших пьедестал богини, внезапно вспыхнуло пламя. Шепот удивления прошел по толпе.
Под звуки, бубнов снова выплыли девадаси. Плавно раскачиваясь, они грациозными движениями кистей рук всыпали что-то в огонь.
Из треножников повалил густой благоуханный дым.
Когда танцовщицы скрылись, брахман молитвенно сложил ладони и обернулся к статуе.
— О могущественная, черноликая, попирающая обезглавленных! — заговорил он. — Ты, единственная, кто может предстать за своих детей перед Разрушителем! Ты, противоборствующая темным духам, отрубающая их тянущиеся руки! Яви нам свою волю, ибо через тебя повелевают нами Созидающий, Охраняющий и Разрушающий! Даруй нам жизнь или благостное перевоплощение!
Гул громовых разрядов заглушил его речь. Из заостренных пальцев грозной богини, из острых сосков ее грудей, из стрельчатых ресниц вырвались ослепительные молнии. Сквозь клубы дыма они ударили в толпу.
Ужас охватил людей. С криками, давя друг друга, бросились они к выходу. Но выход был прегражден: из бронзовых копий, украшавших входную арку, с треском вырывались голубые пучки молний…
Снова загремел голос брахмана:
— Маловерные, чего испугались вы? Не говорил ли я, что вы увидите волю богов?
Молнии потухли. Люди перестали метаться. Теперь они робко жались друг к другу. Воцарилась тишина. И вдруг в разных местах послышались выкрики:
— Смотрите, люди, он мертв!..
— Смотрите, здесь тоже!..
— Смерть вошла в храм!
Тут и там под ногами толпы лежали трупы пораженных молнией.
— Чего испугались вы, маловерные? — крикнул брахман. — Разве бегство избавит вас от воли богов? Разве смерть из рук Кали не дарует избранным лучшее перевоплощение? Молитесь, просите богиню о ниспослании прозрения!
Насколько позволяла теснота, люди пали ниц, молитвенно сложив ладони.
— А теперь, — продолжал брахман, — смотрите! Сам Махатма Ананга, человек без плоти, явится вам!
И брахман отступил в сторону, сложив ладони перед лицом.
Вздох изумления пронесся по храму: из пьедестала богини, как бы пройдя сквозь него, вышел человек в длинной белой одежде, со сверкающими глазами [22] . Он молча простер руки, благословляя паломников, и направился прямо в толпу. Люди расступались перед ним, но Махатма Ананга не нуждался в проходах. Он шел сквозь толпу, сквозь людей — и люди поняли, что он бесплотен. Некоторые пытались схватить полы его одежды, чтобы поцеловать их, но пальцы проходили сквозь ткань, как через воздух.
Вопли благоговейного ужаса раздались под сводами храма. Люди падали, целуя места, к которым прикасалась стопа Бестелесного.
Пройдя сквозь потрясенную толпу, Махатма Ананга поднялся на галерею, набитую неприкасаемыми. Так же молча прошел он сквозь оскверняющие тела париев и снова спустился вниз, к пьедесталу богини.
Властное движение руки. Тишина. Бестелесный заговорил:
— Боги даровали мне освобождение от плоти, угнетающей людей. Я бесплотен и непоражаем оружием. Я не нуждаюсь в пище и питье, но я жив, и дух мой не перевоплощен! Вот что даруют боги тем, кто свято соблюдает свою дхарму. А как живете вы, погрязшие в заботах о своей жалкой оболочке, о своем теле? Горсть риса для вас дороже нирваны!..
Он говорил долго. Он гневно осудил тех, кто грядущим перевоплощениям начал предпочитать скудные блага этой жизни. Неприкасаемые должны прекратить переход в магометанство и христианство: боги не прощают измены. Вероотступники сикхи не смирились, они хотят завладеть землями, принадлежащими, по воле богов, махараджам. Пусть они, пока не поздно, раскаются и вернутся к древней вере, иначе боги так покарают их и тех маловерных, кто идет за ними, что и следа от них не останется. Ибо долгое терпение богов дошло до предела. Боги разгневаны. Через него, Махатма Ананга, решили они проявить свою волю и наказать непокорных и отступников…
А за стеной, в машинном помещении, томился Федор Матвеев. Он был крепко привязан за руки к кольцам, вделанным в стену.
Мерно крутились, гудели огромные диски. Лал Чандр стоял у смотрового отверстия, наблюдал за ходом событий в зале. Время от времени он, не оборачиваясь, бросал несколько слов, и его помощники, повинуясь командам, передвигали медные засовы — открывали и закрывали путь тайной силе.
По этим переключениям Федор представлял себе, что происходит в храме. Он слышал рев толпы и крики ужаса. Народу показывали чудеса…
Итак, он своими руками воздвиг эти машины, которые испепелят его молниями… Где-то там, в зале, — друзья сикхи. Но что они смогут сделать, затерянные в разъяренной толпе? Да и сами они, увидев чудо, не преклонились ли перед брахманами?..
Двое факиров подошли к Федору, отвязали его и, схватив под руки, вывели через низкую дверцу в зал.
И вот он стоит лицом к лицу с Бестелесным. А там, за бассейном, море голов, злобные улыбки, ненавидящие глаза…