Трудное детство, трудная юность… Да какое у меня право осуждать Дитера? Я вдруг почувствовала, что мне плевать на мои доллары. Я люблю этого человека, и он, что бы он там ни замышлял, тоже меня любит. Не может мое чутье настолько меня обманывать!
Снова и снова я раздумывала над тем, не сходить ли к адвокату. Если Левину ничего не обломится, он, конечно же, ни за что не согласится на развод, но сможет ли он мне в этом воспрепятствовать?
Еще как сможет, тем паче что я его сообщница. Значит, надо применить тактику Германа Грабера: составить завещание, по которому в случае моей смерти все мое состояние отходит в пользу Красного Креста. Я решила завтра же оформить этот документ и, заплатив пошлину, оставить его на хранении в магистрате. А копию вручить Левину.
Когда, покончив с этой тягостной формальностью, я вечером следующего дня подъехала к дому, за воротами бок о бок стояли «порше» и «мерседес». Стало быть, они оба вернулись. Чувствуя легкую дрожь в коленках, я некоторое время оставалась в машине. Кого мне теперь обнимать — Дитера, Левина, вообще никого?
Впрочем, какой прок рассиживаться — рано или поздно войти в дом все равно придется. Дверь отворилась прежде, чем я достала ключ, и Левин с неожиданной пылкостью заключил меня в объятия.
Стол был накрыт празднично, горели свечи, пахло чем-то вкусным. Он должен многое загладить, сказал Левин, наливая мне рюмку шерри.
После трудного рабочего дня и утомительной езды сквозь серую пелену ноябрьского тумана так приятно очутиться в жилом тепле, за накрытым столом. Часто принимая гостей, я так редко удостаиваюсь приема сама. На голодный желудок шерри подействовал мгновенно, теплой волной он разливался по всему телу, и я уже смотрела на Левина совсем иными глазами. Его бронзовый загар возбуждал во мне не меньший голод, чем головокружительные ароматы из духовки.
— Дитер еще в ванной, впрочем, вообще-то он не собирался ужинать с нами, но я пригласил, думаю, ты не будешь возражать? — осведомился Левин.
Пряча глаза, я покачала головой и позволила налить себе вторую рюмку шерри. На моем стуле горкой лежали красиво упакованные подарки. «Сейчас я окажусь за одним столом с любовником и мужем, — подумала я. — Левин, похоже, ни о чем не догадывается».
Не успела я толком вообразить себе эту сцену, как вошел Дитер, почти столь же загорелый и соблазнительный, как и Левин. Оба были в отличном настроении. Дитер поцеловал меня в щечку и помчался к духовке, смотреть, как там запекается свинина.
— Скоро будет готова, — объявил он, — надеюсь, ты хоть немного проголодалась.
Интересно, что они замышляют?
Мы ели и пили, шутили и смеялись, — короче, вечер получился просто упоительный. Было огромное удовольствие сидеть между двумя мужчинами, которые наперебой делают тебе комплименты и вдобавок рассказывают всякие жуткие истории. Я распаковала подарки. Восточные сладости, розовое масло, испанские сапожки, которые, к сожалению, мне явно узковаты, и даже старинный серебряный подсвечник. Левин любит сорить деньгами.
От Дитера я получила марокканскую ковровую подушку, как нельзя лучше подошедшую к кожаному креслу моего деда. Ну просто как на Рождество! У меня чуть не начались угрызения совести.
Столько замечательных подарков, и все на мои деньги! Уже слегка под хмельком, я готова была растрогаться. Пожалуй, самое время идти спать, пока никто не успел испортить прекрасный вечер.
Ух, как все кружится! Уж не подмешали ли галантные кавалеры какого-нибудь зелья мне в шампанское? Да вроде бы нет, ибо уже очень скоро в спальне появился Левин и поистине с небывалой страстью привлек меня к своей загорелой груди. Признаюсь: мое твердое намерение спать отныне только с Дитером в ту же секунду было забыто.
Наутро у меня было похмелье, но это, к сожалению, еще не основание для того, чтобы не ходить на работу. Мужчины спали. С чугунной головой я сидела на кухне и отпаивала себя крепким кофе. Опять я совсем запуталась. Передо мной призраком в похмельном дурмане сидела Марго, объясняя мне, что вот раньше-то дружки ее промежду собой делили, а теперь и мой черед настал.
В полном душевном раздрызге я села в машину. Сейчас, зимой, в семь утра еще темно, и повсюду в палисадниках переливаются разноцветными огоньками елки. В детстве радостным напоминанием о скором Рождестве они так скрашивали мне унылую дорогу в школу. С тех пор много воды утекло, я теперь на праздники домой почти не езжу, передоверив исполнение этой повинности брату, — тот хоть может предъявить родителям внука. Вот и в этом году мне не суждено было создать семью, и Рождество я буду праздновать в обществе двух уголовников. Опять мне в личной жизни не удалось продвинуться ни на шаг.
И на следующий вечер Левин был со мною мил и предупредителен; на сей раз мы были одни. Я невзначай поинтересовалась, хватило ли ему денег.
Он глянул на меня почти испытующе.
— К счастью, нам не все пришлось отдать на выкуп, иначе не хватило бы ни на обратную дорогу, ни на пару дней отдыха.
Как ни в чем не бывало я поинтересовалась, каково ему было в следственной тюрьме, ибо мне все меньше верилось, что из-за дорожно-транспортного происшествия он попал в предварительное заключение.
Левин на это стал мне рассказывать, что родственники пострадавшей чуть его не линчевали, полиция едва-едва успела вырвать его из лап разъяренной толпы.
— Сколько же ей лет? — поинтересовалась я.
— Лет тридцать, наверно.
Дитер рассказывал мне о старушке, вот и первая неувязочка. А вторая у них на коже: загар у Левина гораздо темнее, чем у Дитера. Но вслух я ничего не сказала. И вообще, быть может, все это только пустые страхи. Ведь ведут себя оба просто очаровательно. А с тех пор как с нами нет Марго, о которой мы, кстати, почему-то никогда не заговаривали, и сексуальные запросы Левина существенно возросли. Значит, прежде он весь свой пыл на Марго расходовал. Дитер всячески избегал оставаться со мной наедине. Так что не было больше между нами ни объяснений, ни нежностей.
Раз уж я работаю в аптеке, у меня еще задолго до замужества вошло в привычку скорее на всякий случай делать себе тест на беременность. Незадолго до Рождества настало время для очередного. Впервые в жизни он оказался положительным.
Конечно, я знаю, что на ранней стадии вероятность ошибки достаточно велика, так что полную определенность может дать только ультразвуковое исследование. Но и по самочувствию я понимала, что на сей раз и вправду беременна. По утрам меня тошнило, я даже смотреть не могла на еду; зато к полудню меня одолевало столь непреодолимое желание немедленно съесть свежую булочку с заварным кремом и тремя вишенками сверху, что я прямо без пальто, в одном белом халате, мчалась в булочную напротив и покупала аж четыре штуки.
Если прежде я была всего лишь растеряна, то теперь просто сходила с ума. От кого ребенок? Однако даже эта абсолютно аморальная беременность, достойная какой-нибудь потаскушки вроде Марго, но никак не благопристойной госпожи Эллы Морман-Грабер, наполняла ликованием все мое существо. Я то хихикала без причины, то ревела за рулем, хотела кричать об этом всему свету и в то же время никому ничего не хотела рассказывать.