Посреди комнаты стоял совершенно голый мужик — мускулистый, ногастый, похожий на породистого коня. Вокруг него на стульях, на кресле, на диване валялись предметы туалета, включая носки и галстук. Все это Инга охватила одним воспаленным взглядом. Мужику было лет сорок или больше — так сразу не поймешь. Темные мокрые волосы, зачесанные назад, блестели, точно конская шкура.
Вместо того чтобы схватить какую-нибудь тряпку и прикрыть «банное место», как говаривала циничная Таисия, мужик хмыкнул и нахально сказал:
— Надеюсь, вы по-настоящему потрясены моей статью и всем остальным.
— Вы о чем это? — спросила Инга драматическим сопрано. — Вы как это?..
Одновременно она попятилась и наступила на его ботинки, стоявшие тут же, в комнате. Потеряла равновесие, забила руками в воздухе, точно веслами, и уже начала валиться назад, на стеклянный журнальный столик, но тут мужик в два прыжка преодолел разделявшее их расстояние и не дал упасть, схватив ее в охапку.
В тот же самый момент входная дверь хлопнула, и женский голос окликнул:
— Валерик!
По коридору протанцевали веселые каблучки, и в комнате появилась девица волшебных форм и гармоничных пропорций с лицом какой-нибудь графини Пулавской. Правда, когда она увидела абсолютно голого Валерика, двумя руками обнимавшего Ингу, лицо ее приняло такое бешеное выражение, точно графине подожгли подштанники.
— Ах вот оно что, Валерик! — завопила девица, из графини мгновенно превратившись в фурию. — Ты поэтому не хотел давать мне ключи?! Развлекаешься здесь с девками?!
У незнакомки были черные длинные волосы, завитые мелкими колечками. Сейчас они дыбом стояли вокруг ее головы, а большой вопящий рот, накрашенный алой помадой, проглотил все остальные черты лица.
Поставив Ингу вертикально, голый Валерик взял брюки и молча удалился в другую комнату. — Кто это? — спросила потрясенная Инга у черноволосой фурии и потыкала вслед ему пальцем.
— Не могу поверить, — продолжала бушевать та, наступая на Ингу, — что он соблазнился такой драной кошкой!
— А что это вы меня оскорбляете?! — тоже закричала Инга совершенно неожиданно для своей визави.
Ее нервы, выдержавшие накануне столько испытаний, были натянуты, как провода, и теперь они начали искрить.
— Ты развлекалась с моим женихом и еще спрашиваешь, почему я тебя оскорбляю?! — с удвоенной силой завизжала фурия, выкатив и без того огромные, шоколадного цвета глаза. Шоколад так разогрелся, что, казалось, вот-вот брызнет из глазниц.
Фурия протянула руки и, схватив Ингу за шею, принялась трясти. Инга извернулась и связкой ключей стукнула ее по пальцам. Та нащупала на столе сувенирную тарелочку с надписью «Рига» и огрела ею противницу по лбу. Это оказалось так больно, что у Инги из глаз полились обиженные слезы. Тарелочка между тем дзынькнула и раскололась пополам. На пол посыпались осколки и фурия с хрустом раздавила их каблуком.
— У, гадина! — крикнула она и вознамерилась завалить Ингу на диван, но тут появился тот тип, из-за которого разгорелся весь сыр-бор.
— Послушайте, дамы, — примирительным тоном сказал он, втискиваясь между дерущимися. — Мне, безусловно, приятно, что моя нагая плоть вызвала у вас такой ажиотаж, но устраивать потасовку совершенно ни к чему. Давайте решим дело полюбовно.
— И ты еще будешь говорить мне о любви? — закричала фурия, отскочив в сторону и уперев руки в боки. — Проклятый обманщик! Я ждала, что ты сделаешь мне предложение! А застала тебя с жуткой девкой!
— Этого не может быть, — рыдала Инга, растирая лоб одной рукой, а сопли под носом — другой. — Сначала шеф с пивом… Потом ребенок с милиционером… А теперь вот — по башке тарелкой!
— Успокойтесь обе! — крикнул мужик неожиданно резко и сердито. — Черт бы вас побрал! Вероника, я прошу тебя.
— Не надо меня просить! — завизжала та. — Я все видела своими глазами!
Она развернулась и бросилась в ванную комнату. Щелкнула задвижка, затем раздались всхлипы, сейчас же сделавшись глухими, — вероятно. Вероника уткнулась носом в полотенце.
— Так, — сказал незнакомец и повернулся к Инге, которая почти ослепла от слез. — Давайте с самого начала. Кто вы такая?
— А вы? — прорыдала она. — Кто вы такой?
— Валерий Верлецкий. Это квартира моей тети.
Инга последний раз длинно всхлипнула и подняла на него заплывшие глазки:
— Марфа Верлецкая — ваша тетя?!
— Вот именно. Чтобы вам было понятнее, я — ее племянник. А вы?
— А я цветы прихожу сюда полива-а-ать… — снова разревелась Инга, осознав, что досталось ей, в сущности, ни за что.
— Угу, — сказал Верлецкий и постучал ногой по полу с таким умным видом, словно на нем были и носки, и ботинки. На самом деле до конца одеться он не успел. — Марфа вам платила? За полив?
— Нет, — покачала головой Инга. — Я просто так приходила-а-а…
Ни один человек не смог бы догадаться, что перед ним стоит деловая женщина, способная управлять большим коллективом и решать сложнейшие вопросы. Верлецкий тоже не догадался.
— Ну вот что, — сказал он и, окинув ее цепким взглядом, добыл из кармана висевшего на стуле пиджака бумажник, а из него — двести рублей. Это показалось ему не много и не мало, в самый раз. — Возьмите за труды. Спасибо вам большое. Но прежде чем вламываться, надо было нажать на кнопку звонка.
— Ваша невеста ударила меня по голове тарелкой! — воскликнула Инга.
— Это вам наука на будущее. — Он сунул две гладкие сторублевки ей в руку и, схватив за локоть, поднял на ноги. — А теперь нам пора прощаться. Ваша помощь больше не понадобится. Надеюсь, вы здесь ничего не забыли? Лейку? Совочек для земли? Нет? Отлично. И верните ключи, пожалуйста.
У него были серые глаза под прямыми широкими бровями. Смотрел он твердо и холодно. Ни капли теплоты и сочувствия! Он протянул ладонь, и Инга шлепнула на нее связку.
Потом сжала деньги в кулаке, словно фантики, и поплелась к выходу. Верлецкий отправился следом, подгоняя ее, словно собака-пастух отбившуюся от стада овцу. В ванной комнате все еще рыдали, и он сказал Инге куда-то в макушку:
— Из-за вас я поссорился с невестой.
— Мне-то какое дело! — злобно выкрикнула она, чувствуя себя самой распоследней дурой на свете. — Я всего лишь цветы хотела полить! А меня побили!
— Мужайтесь, — ответил Верлецкий, выталкивая ее на лестницу. — Такое случается со всяким, кто нацелен делать добро. Живите для себя, тогда все наладится. — И захлопнул дверь.
Выйдя из подъезда, Инга расплакалась еще горше. Лаврентий Кожухов, сосед с первого этажа, дебошир и пьяница, которого в народе прозвали «вечнозеленый лавр», внезапно проникся к ней сочувствием и спросил: