– Это не та дорога. Здесь я никогда не ходил.
– Здесь две дороги, и эта короче. Мне приходится вам верить. Вы могли бы отплатить мне тем же...
Крик боли продолжал звучать.
– Пошли, – решился Адальбер. – Мы пойдем за тобой, но попробуй только споткнуться!
Метров через сто в стене внезапно открылся проем, и они вошли в заваленный обломками подвал; Альдо вспомнил, что он уже видел его прежде. Теперь незнакомец указал на железную лестницу, скрытую грудой развалин. Она вела к двери, тоже железной и очень старой, видимо, сохранившейся со времен древних королей. Дверь была открыта. Крик, доносившийся из-за нее, превратился в непрекращающийся стон. Не обращая больше никакого внимания на проводника, который воспользовался этим, чтобы раствориться во тьме, Альдо и Адальбер, охваченные лихорадочным волнением, ринулись вверх по небольшой, покрытой пурпурным ковром лестнице, оказавшейся за дверью. Там никого не было. Никого не было и в коротком коридоре, открывшемся впереди: негодяи были слишком уверены в том, что никто их не потревожит! Но от зрелища, которое открылось Морозини и Видаль-Пеликорну, волосы у них на головах встали дыбом: на большом мраморном столе с бронзовыми ножками, освещенном горевшими в семисвечнике свечами, был распростерт Симон Аронов, совершенно нагой. Его руки и ноги были с невероятной жестокостью привязаны к ножкам стола, больную ногу снова перебили, и она лежала, согнувшись страшным углом. Над несчастным склонились двое: незнакомый гигант, вооруженный раскаленными на жаровне щипцами, рвал в клочья тело Симона, а Сигизмунд, обезумевший от садистской радости, приплясывал, без конца твердя один и тот же вопрос:
– Где пектораль? Где пектораль?..
Содержимое книжных шкафов было выброшено на пол, должно быть, в них основательно порылись, а в высоком кресле черного дерева, в кресле Хромого, неподвижно восседал старый Солманский – с горящими глазами, вытянув шею, одной рукой судорожно вцепившись в ожерелье Дианоры. Стоявший рядом с ним еще один незнакомец смотрел на все это и смеялся.
– Говори! – каркал граф. – Говори, старый черт! А потом тебе позволят умереть.
Два выстрела грянули одновременно: Сигизмунд, чей лоб пробила пуля Альдо, и палач, голова которого разлетелась на части от выстрела Адальбера, умерли, даже не успев понять, что произошло. Парализованный старик Солманский только и мог, что закричать от ужаса: Альдо держал его под прицелом. Видаль-Пеликорн тем временем застрелил человека, которого все это так забавляло, после чего бросился к измученному пытками Симону. Тело Хромого представляло сплошное месиво, но все же он был в сознании. Послышался его слабый, шелестящий, хотя все еще властный голос:
– Не убивайте его, Морозини! Еще не время!
– Как скажете, друг мой. Хотя убить его означало бы всего лишь отправить его туда, где ему и следовало бы находиться: разве он не умер в Лондоне несколько месяцев тому назад?
Потом, перестав насмехаться, он крикнул:
– Старая сволочь! Мне следовало пристрелить вас, еще когда вы оскверняли мой дом своим присутствием.
– И ты был бы неправ, – заметил Адальбер, безуспешно пытавшийся влить в рот Симона несколько капель воды. – Он заслуживает большего, чем пуля или скользящая петля на рассвете. Доверься мне, я об этом позабочусь...
– Всевышний уже позаботился об этом, – прошептал Симон. – Он больше не может ходить, его приспешники принесли его сюда. Он непременно хотел сам продемонстрировать мне, что рубин у него... как были уже у него сапфир... и алмаз.
– Ну, что до тех двух, – усмехнулся Видаль-Пеликорн, – он может их выбросить в помойное ведро: это всего лишь копии...
Он ожидал яростных протестов, но Солманский видел только одно: труп Сигизмунда с дырой посреди лба на красивом жестоком лице...
– Мой сын! – лепетал он. – Мой сын! Вы убили моего сына!
– Вы убили многих, и без малейшего раскаяния! – с отвращением бросил ему Морозини.
– Эти люди ничего для меня не значили. А его я любил...
– Да ну? Вам неведомы были никакие чувства, кроме ненависти... О, похоже, вы плачете?
В самом деле, по бледным впалым щекам катились слезы, но они не растрогали Альдо. Он небрежно взял из рук Солманского ожерелье и подошел к Симону, которого Адальбер успел отвязать от стола. Но тот после такого долгого и мучительного истязания уже не в силах был пошевелиться, Альдо оглядел комнату.
– Есть здесь какая-нибудь кровать, куда можно было бы вас перенести?
– Да... но это бесполезно. Я хочу умереть... прямо здесь. Там, куда они меня бросили... где я молил Всевышнего избавить меня... Я оказался... сильнее... чем думал.
Друзья подсунули ему под голову подушку и прикрыли истерзанное тело шелковым халатом; который сорвали с него палачи. Альдо очень нежно взял Симона за руку.
– Мы вытащим вас отсюда... будем ухаживать за вами! Теперь опасности больше нет, и...
– Нет... Я хочу умереть... Я выполнил свою задачу, я слишком сильно страдаю. Вы тоже справились со своим делом, вы оба, и теперь вы должны довести его до конца.
– Вы хотите отдать нам пектораль?
– Да... чтобы вы прибавили к ней этот... великолепный рубин... но здесь ее нет. Я расскажу вам...
– Подождите минутку! – попросил Адальбер. – Дайте мне прикончить этого старого бандита. Не хотите же вы, чтобы он услышал то, что не смог вырвать у вас под пытками?
– Нет... хочу! Ему от этого станет только хуже, когда... вы установите здесь... бомбу замедленного действия, которую я всегда держу наготове на случай необходимости во всех своих резиденциях. Мы уйдем с ним вместе... и я увижу, может ли ненависть... продолжаться... в вечности.
– Вы хотите взорвать половину города? – в ужасе спросил Альдо.
– Нет... не пугайтесь!.. Над нами... чистое поле. Вы сами увидите, когда выйдете отсюда... через эту дверь!
Его рука приподнялась, указывая в глубину старой часовни, но тотчас упала, обессилевшая, на ладонь Альдо. Тот хотел было что-то сказать, но Хромой остановил его.
– Дайте мне договорить... Вы унесете это ожерелье... Вы поедете в Прагу: там покоится священная пектораль... в одной из могил еврейского кладбища... Дайте мне пить!.. Коньяку!.. Он там, в шкафу, справа.
Адальбер бросился к шкафу, наполнил стакан и с материнской заботливостью дал умирающему выпить несколько глотков.
Лицо Симона с заострившимся носом и смертельно бледными щеками чуть-чуть порозовело.
– Спасибо... На кладбище вы найдете могилу Мордехая Майзеля, который был у Нас городским головой во времена императора Рудольфа. Там я ее зарыл после того, как... сбежал из своего богемского замка... Иегуда Лива поможет вам, когда вы все ему расскажете...
– Многое ему уже известно, – сказал Альдо, – и я хотел бы рассказать об этом вам. Мы следовали за вами почти по пятам и...