— Но существуют документальные свидетельства того, что… — начала было Уинни.
— На сегодня медицинских лекций вполне достаточно, дорогой доктор. Я просто хотел спросить, не желают ли дамы отправиться со мной на прогулку.
Я была ужасно расстроена из-за своего неведения по поводу стольких вещей, а потому сказала, что хочу спать. Я понадеялась, что преданная своему делу врач и угрюмый адвокат отвлекутся от серьезных бесед и найдут какую-нибудь тему, которая увлечет их обоих.
На следующий день я пребывала в такой тоске, что меня не радовали ни новые всходы в садике, ни листочки, распустившиеся на кустах, ни почки на однолетних растениях.
Когда госпожа Грант вышла на улицу, я заныла:
— Эдна, здесь никто ни о чем мне не рассказывает.
— Понятия не имею, что вы имеете в виду.
— А вот что. Никто не сказал мне, что Освальд и вправду доктор, что этот дом принадлежит ему, что вы пьете кровь, что Уинни и Освальд собираются пожениться через месяц. Чего я еще не знаю?
— Юная леди, — вдохнув, произнесла Эдна, — у меня просто нет времени рассказывать вам то, о чем вы не знаете.
С этими словами она удалилась.
Я продолжала работать, пока Уинни не вернулась домой из больницы. Светло-сиреневый костюм подчеркивал цвет ее глаз. Она вся светилась от счастья и радости, и я даже подумала: уж не удалось ли ей извести какую-нибудь гнойную инфекцию.
Войдя на кухню, мы увидели, как Эдна вытворяет нечто непристойное с курицей.
— Эй, Эдна, думаю, то, что вы делаете с этой курицей, запрещено законом в сорока восьми штатах, — заметила я.
Госпожа Грант отвела плечо назад, в этот же момент ее левая бровь медленно приподнялась, словно занавес в опере, а правый уголок рта едва заметно опустился. Потрясающе!
— Юная леди, не стоит спорить с женщиной, которая держит обвалочный нож. — Она обратилась к Уинни: — Недавно звонила ваша кузина Корнелия.
— Корнелия! — радостно воскликнула Уинни. — Как у нее дела?
— Почему бы вам самой не спросить у нее об этом, когда она появится здесь? Она уже едет сюда вместе с Иэном. — Эдна пырнула курицу ножом. — Иэн остановится в городе, но, поскольку в вашей комнате есть вторая кровать, я подумала, что Корнелия сможет переночевать там.
— Кто это — Корнелия и Иэн?
— О, это мои очень гламурные троюродные брат и сестра, — с удовольствием пояснила Уинни. — Сама увидишь.
Несмотря на то что за последнее время мне довелось насмотреться на достаточное количество гламурных людей, я все-таки расчесала волосы и намазала губы блеском, а потом пошла на кухню помочь Эдне. Она достала из холодильника запотевшие бутылки из зеленого стекла.
— Шампанское? — уточнила я.
— Прозекко, итальянское игристое вино. Оно сухое, но в нем есть смачные фруктовые нотки.
Смачный, клубничка — такие слова обычно взывают ко мне, словно сирены, пробуждая желание лезть на рожон.
Эдна заметила, что я собираюсь открыть рот, и тут же скомандовала:
— Ни слова, юная леди! Разлейте его в бокалы для шампанского. Украсьте каждый малинкой, если считаете нужным.
В кухню вошел Освальд, одетый в мягкую темно-бежевую рубашку и широкие брюки оливкового цвета. Он заметил прозекко и поинтересовался у бабушки:
— Это содержимое ящика, который тебе прислали из винного магазина?
— Возможно, — ответила Эдна, слегка улыбнувшись.
— Ох уж эти твои ухажеры! — произнес Освальд с улыбкой. — А пахнет здесь чудесно. Особое угощение для красавицы Корнелии?
Я вдруг почувствовала себя вчерашним гуакамоле' [68] .
Резвившаяся как дитя и напевавшая себе под нос Уинни помогла вынести на террасу напитки, я же доставила туда закуски.
— Что это с тобой, Уинничка? — осведомилась я.
Она улыбнулась и начала дурачиться:
— Просто сегодня такой замечательный день! Тебе не кажется, что сегодня замечательный день?
— Согласна на все сто процентов.
— И я никому не позволю его испортить.
Я поднесла к ее рту поджаренную на шпажке креветку, и она откусила кусочек.
— Кто захочет испортить тебе день, тот настоящее чудовище.
Или, если точнее, парочка вампиров.
Сверкающий «Мерседес» цвета черного дерева подъехал так тихо, что даже собаки его не заметили. Он остановился напротив террасы, водительская дверца открылась, и из-за нее вынырнула страшно худая женщина. Она была вся в черном: черные высокие ботинки, черная юбка, черный свитер, черные солнцезащитные очки и черная куртка. Ее крашеные черные волосы были коротко подстрижены и уложены в безупречную круглую прическу в стиле Луизы Брукс' [69] . Красная помада резко контрастировала с ее кожей цвета слоновой кости. У меня аж весь газ из прозекко выдохся.
Потом открылась пассажирская дверца, и оттуда появился мощный, но экстравагантный мужчина. Благодаря элегантному силуэту его прекрасного костюма он казался выше среднего роста. Но больше всего меня привлекло лицо. Его черты были сочными, порочными, чувственными. Большой рот с пухлыми, причудливой формы губами и полуприкрытые глаза с поволокой. У него были черные курчавые волосы и, в противовес сестре, очень смуглая кожа.
— О, красавица Корнелия! — воскликнул Освальд и направился к гостье.
Он без труда оторвал ее от земли и закружил в воздухе. На ней были такие остроносые ботинки, что, казалось, если Освальд метнет ее, словно копье, Корнелия обязательно во что-нибудь вонзится. По округе прокатился ее изящный, низкий смех.
Пока вампиры обменивались приветствиями и поцелуями, я стояла в стороне. Приблизившись к Уинни, Корнелия вытянула свои руки, напоминавшие лапки богомола, и пропела:
— Моя дорогая!
Мне ужасно хотелось крикнуть: «Нет, Уинни, не смей! Они сначала спариваются, а потом пожирают партнера!» — но, подумав, что это будет невежливо, я решила сидеть смирно и ждать того момента, когда меня представят. Иэн тоже предпочел наблюдать эту сцену со стороны.
— Корнелия, — обратилась к ней Эдна, — вы совершенно не меняетесь.
И действительно, мертвенно-бледное лицо гостьи носило пугающе неизменное выражение. Сняв солнцезащитные очки, она продемонстрировала глаза, которые были обрамлены таким количеством туши и подводки, что даже самый заядлый трансвестит смутился бы, увидев это.