– Шон Кортни, Натальский корпус проводников. А вас?
Шон инстинктивно пригнулся, когда мимо его головы просвистела пуля, и полковник улыбнулся фамильярности вопроса.
– Ачесон. Джон Ачесон. Второй батальон шотландских стрелков.
Они дошли до дома. Не в силах больше сдерживаться, Шон благодарно нырнул в кухонную дверь и обнаружил внутри Сола. Тот протянул Шону сигару и поднес спичку.
– Эти сумасшедшие южане! – сказал он. – Да и ты не лучше – прогуливаешься в разгар боя.
– Ну хорошо, Кортни. – Ачесон тоже вошел в кухню. – Давайте рассмотрим положение дел.
Он молча слушал, пока Шон передавал все подробности. Шону приходилось повышать голос, чтобы перекричать свист и грохот бурской артиллерии и рев тысячи ружей Ли-Метфорда, отвечавших из окон и дверей деревенских домов. Кухню превратили в перевязочную, и стоны и шепот раненых усиливали сумятицу и шум.
Когда Шон договорил, Ачесон подошел к окну. Он посмотрел на железнодорожную линию, где в парадном строю стояли орудия, но молчали. Уцелевшие артиллеристы уносили своих раненых в глубокую донгу – ущелье в тылу батареи.
– Бедняги, – прошептал Шон. Он видел, как одному из убегающих артиллеристов пуля попала в голову, так что каска отлетела в розовом облаке крови.
Это зрелище как будто подействовало и на Ачесона.
– Ну ладно, – сказал он. – Пойдем по дорожному мосту. Идемте, Кортни.
За ними раздался крик, и Шон услышал, как упал человек. Но не оглянулся. Он смотрел на мост впереди. Хотя его ноги механически двигались, мост как будто не приближался. Здесь, у реки, колючие деревья росли гуще и давали некоторое укрытие от пуль безжалостных стрелков на противоположном берегу. Но люди продолжали падать под свист шрапнели.
– Давайте перейдем! – крикнул сзади Сол. – Займем лучшие места на той стороне.
– Идем, – согласился Шон, и они побежали. Они первыми вбежали на мост, Ачесон за ними.
Выкрашенный серой краской металл покрылся шрамами от пуль, но – о чудо! – мост неожиданно кончился. Они очутились на противоположном берегу Тугелы.
Рядом с дорогой тянулась дренажная канава, и оба с облегчением нырнули в нее. Шон оглянулся. По мосту бежала масса людей в хаки; всякое подобие порядка исчезло, когда солдаты вошли в узкое горло моста, а бурские пули продолжали косить их.
Перебравшись через мост, передовые рассыпались по берегу в обе стороны, а на мосту шла настоящая бойня. Плотная масса бранящихся, сердитых, испуганных и умирающих людей.
Увиденное ужаснуло Шона.
Мертвые и раненые падали через низкие перила моста в бурные воды Тугелы, чтобы утонуть или попытаться добраться до берега. Но поток людей на мосту не иссякал. Перебежавшие укрывались в канавах и за склоном речного берега.
Шону было ясно, что атака захлебывается. Когда уцелевшие прыгали в канаву и прижимались к ее дну, Шон по их лицам видел, что они вконец лишились присутствия духа. Бойня на мосту уничтожила дисциплину, которая удерживала людей в аккуратно двигавшихся рядах; рядовые и офицеры смешались в усталую, испуганную толпу. Группы, залегшие в канавах и на берегу, были разъединены; укрытий для продолжавших прибывать людей не хватало. Огонь буров не ослабевал, мост был забит грудами тел, и теперь каждой следующей волне приходилось перебираться через них, наступая на мертвых и раненых, а пули из бурских ружей продолжали хлестать по ним, как принесенный ветром дождь.
Ручьи яркой свежей крови стекали по опорам моста, страшно выделяясь на коричневой краске, поверхность реки окрасилась в шоколаднокоричневый цвет, и пятно этого цвета медленно расширялось вниз по течению. Тут и там отчаянные голоса пытались перекрыть какофонию боя в попытках навести порядок.
– Здесь двадцать первый. Начиная с меня двадцать первый.
– Огонь без приказа. По высотам. Десять быстрых выстрелов.
– Носилки сюда!
– Билл! Где ты, Билл?
– Боже! Господи Иисусе!
– Вставайте, парни! Вставайте!
– Двадцать первый, примкнуть штыки!
Некоторые по плечи высунулись из канав, отвечая на огонь буров, кое-кто уже пил из фляг с водой. Сержант пытался исправить заклинившее ружье и негромко бранился, не поднимая головы. Рядом с ним, прислонившись спиной к стене, широко расставив ноги, сидел человек и смотрел, как кровь течет из раны в его животе.
Шон встал, и ему в щеку дохнул ветер, поднятый пролетевшей пулей. В животе у него свернулась холодная змея страха. Он выбрался из канавы.
– Пошли! – крикнул он и побежал к холмам.
Перед ним расстилалась открытая местность, похожая на луг, впереди провисло на столбах старое проволочное ограждение. Он добежал до него, занес ногу и с силой пнул столб. Столб сломался на уровне земли, проволока упала. Шон перепрыгнул через нее.
– Они не идут! – крикнул позади Сол, и Шон остановился.
Они вдвоем стояли посреди поля, и ружья буров старательно искали их.
– Беги, Сол! – крикнул Шон и сорвал шляпу. – Вперед, ублюдки!
Он помахал шляпой солдатам.
Пуля прошла на волосок от него, он пошатнулся от ветра, поднятого ее полетом.
– Сюда! За нами! Вперед!
Сол не бросил его. Он возбужденно приплясывал и размахивал руками.
– Вернитесь! – услышали они голос Ачесона. Полковник по пояс высунулся из канавы. – Возвращайтесь, Кортни!
Атака захлебнулась. Шон сразу увидел это и понял мудрость решения Ачесона. Дальнейшее продвижение по открытому полю перед высотами – настоящее самоубийство. Решимость, которая гнала его вперед, дрогнула, ужас порвал поводок, на котором Шон его удерживал. Шон побежал назад, всхлипывая, пригибаясь, двигая локтями в такт движению парализованных ужасом ног.
Неожиданно в бежавшего рядом Сола попала пуля. Она угодила ему в голову, бросила вперед; ружье выпало у него из рук. Крича от боли и удивления, он упал и проехался на животе.
Шон не остановился.
– Шон! – услышал он за собой голос Сола. – Шон!
Крик был полон отчаяния и ужаса, но Шон закрыл перед ним сознание и бежал к безопасности канавы.
Оставь его, кричал ужас Шона. Оставь его. Беги! Беги!
Сол с окровавленным лицом полз следом, не сводя глаз с лица Шона.
– Шон!
Оставь. Отвернись. Брось его. Но в этом жалком залитом кровью лице теплилась надежда – пальцы Сола впивались в жесткую траву, и он волокся вперед.
Вопреки всем доводам рассудка Шон вернулся к нему.
Пришпориваемый ужасом, он нашел в себе силы, чтобы поднять Сола и бежать дальше с ним.
Ненавидя себя как никогда раньше, Шон брел к дренажной канаве с Солом на руках. Время замедлилось и словно растянулось в целую вечность.