– Все закончится в три месяца, – высказал свое мнение шотландец.

– Ты думаешь? – насмешливо спросил Шон – и вызвал подогретый джином спор.

По мере того как уровень в графине понижался, они перешли от серьезных тем к сантиментам. Сол осторожно спросил об их ранах.

Шотландца отправляют домой по морю. При мысли о расставании им взгрустнулось.

Шон на следующий день возвращался в Ледибург – он получил отпуск до выздоровления. В конце этого отпуска, если врачи убедятся, что осколки шрапнели в его ноге удовлетворительно закапсулировались (последние два слова Шон выговорил особенно старательно), он вернется к своим обязанностям.

Слово «обязанности» пробудило их патриотизм, и Шон и Сол, обняв друг друга за плечи, поклялись, что, товарищи по оружию, братья по крови, они вместе увидят конец войны.

Не обращая внимания на трудности и опасности, встанут против врага.

Для такого настроения нужна была подходящая музыка, и шотландец спел «Дикарь из колонии». Глаза его увлажнились, и голос дрожал от избытка чувств.

Глубоко тронутые, Шон и Сол дуэтом исполнили не вполне подходящие к случаю «Дубовые сердца», и уже втроем они весело принялись распевать «Ты проснулся, Джонни Коп?»

В середине третьего куплета явилась старшая сестра; к этому времени не мог спать ни Джонни Коп, ни любой другой в радиусе ста ярдов.

– Джентльмены, часы посещений кончились.

Это была грозная женщина с голосом как полковая труба, но Сол, который не раз выступал перед судьями-вешателями, не дрогнул.

– Мадам, – начал он свою речь низким поклоном. – Эти люди – позвольте мне сказать всю правду, – эти герои принесли огромные жертвы во имя свободы. Их кровь текла как джин во имя защиты благородного идеала – свободы! Я прошу только, чтобы им вернули немного этой драгоценной жидкости. Мадам! Во имя чести, справедливости и благодарности взываю я к вам!

Закончил он, прижав к груди кулак и трагически склонив голову.

– Здорово, парень!

– Хорошо! Очень хорошо!

Оба героя разразились бурными аплодисментами, но на лице сестры проступило подозрение.

Она чуть подняла нос и принюхалась.

– Вы пьяны! – мрачно обвинила она.

– О, грязная клевета! О, чудовищная ложь!

Сол поспешно попятился.

– Ну ладно, сержант. – Она мрачно повернулась к Шону. – Где она?

– Кто? – невинно спросил Шон.

– Бутылка!

Она подняла простыни и начала искать.

Сол схватил свою каску, за ее спиной отсалютовал и на цыпочках ушел с веранды.

Глава 33

Отпуск Шона в Ледибурге истекал быстро, слишком быстро.

Мбежане исчез по загадочному делу в Зулуленде. Шон догадывался, что дело в двух женах и их потомстве, которых Мбежане радостно отослал в краали отцов, когда много лет назад Шон покинул Ледибург.

Дирк каждое утро томился в школьной неволе, и Шон мог свободно бродить по холмам и вельду, окружавшему город. Большую часть времени он проводил в окрестностях заброшенного ранчо над откосом, которое называлось Лайон-Коп.

Через месяц он знал все ручейки, все складки и склоны этой земли. Ноги его от ходьбы окрепли. Голень больше не болела, некогда пурпурный шрам поблек и почти слился с кожей.

Но по мере того как прибывало сил, укреплялись мышцы, нарастала плоть на костлявом худом лице, к Шону возвращалась непоседливость. Его ежедневные посещения ранчо Лайон-Коп превратились в одержимость. Он бродил по пустым комнатам старой фермы и видел, какими они станут, когда он подлатает крышу, чтобы не пропускала дождь, обновит штукатурку и все заново выкрасит. Он стоял перед пустым закопченным камином и предвкушал, какое тепло тот будет давать. Шагая по пыльным полам, он разглядывал желтые доски – такие же прочные, как массивные брусья, поддерживавшие крышу. Потом он выходил на улицу, время от времени наклонялся, зачерпывал горсть богатой почвы и проверял ее на ощупь.

В мае 1900 года он зашел в регистратуру магистрата и незаметно просмотрел кадастр. И узнал, что пятнадцать тысяч акров ранчо Лайон-Коп куплены у покойного Стефануса Йоханнеса Эразмуса «Банковской и трастовой компанией Ледибурга, ЛТД». Документы были подписаны Рональдом Паем, эсквайром, председателем совета банка. Шон улыбнулся. Ронни Пай был главным его врагом в детстве. Это может быть очень забавно.

Шон удобнее уселся в глубоком кресле из лоснящейся кожи и с любопытством осмотрел обшитый деревом кабинет.

– Кое-что изменилось с тех пор, как ты был здесь в последний раз? А, Шон?

Ронни Пай точно угадал его мысль.

– Кое-что.

Судя по мебели, дела у Ледибургской банковской компании идут неплохо. То же процветание отражалось и в фигуре председателя банка. Много плоти, толстая золотая цепочка часов, дорогой темный костюм, консервативность которого искупает экстравагантный жилет, ботинки ручной работы за пятнадцать гиней. Все прекрасно, пока не посмотришь в лицо: бледное, так что веснушки выделяются, словно золотые монеты неправильной формы, алчные глаза, уши как ручки у миски для бритья – все это не изменилось. Но хотя Ронни всего на два года старше Шона, в его рыжих бакенбардах много седины, а вокруг глаз морщины тревоги.

– Навестил свою невестку в Тёнис-краале?

Этот вопрос Ронни задал с хитрым лицом.

– Нет.

– Конечно, нет.

Ронни понимающе кивнул и умудрился передать своей миной, что скандал, хоть и старый, не умер.

Шон от омерзения вновь заерзал в кресле. Маленькие рыжие усики усиливали сходство Ронни с крысой.

Шону захотелось покончить с делами и снова выйти на свежий воздух.

– Послушай, Ронни. Я тут разузнавал о Лайон-Копе. Ты его хозяин, – без предисловий начал он.

– Лайон-Коп?

Накануне вечером чиновник из регистратуры пришел к Ронни с новостью и заработал соверен. Многие другие сообщали, что Шон ежедневно бывает на ранчо. Но Ронни сделал вид, что с трудом припоминает.

– Лайон-Коп? А, да. Ферма старого Эразмуса. Да, кажется, мы ее купили. Боюсь, слишком дорого. – Он смиренно вздохнул. – Мы можем держать ее еще десять лет и потом вернуть себе деньги. Нет смысла спешно продавать ее.

– Я хочу ее купить, – прервал его вводную речь Шон, и Ронни с облегчением засмеялся.

– Ты в хорошем обществе. Половина фермеров Наталя хотела бы купить ее, да не могут заплатить нашу цену.

– Сколько?

Установившаяся цена на землю в районе Ледибурга составляла шиллинг и шесть пенсов. За несколько минут до этого Ронни собирался запросить по два шиллинга. Но он снова услышал высокомерный смех Шона, с каким тот отвергал его предложения дружбы. Нет, с ненавистью подумал он. Нет, наглая сволочь, вот теперь ты заплатишь.