Сол снова посмотрел и нахмурился, заметив, как Шон пачкает его книгу. Потом увидел сосредоточенное лицо Шона, и его собственное выражение смягчилось. Украдкой, из-под опущенных ресниц он продолжал наблюдать за Шоном. Его чувство к этому человеку – человеку мышц, резких смен настроения и неожиданных слабостей – граничило с восхищением. Он не знал, почему Шон распростер над ним свои крылья, защищая, да и не хотел знать. Но до чего же хорошо было просто сидеть и не читать, а смотреть на лицо этого рослого человека, который больше чем друг!
Они сидели рядом, одни среди множества. Поезд полз по травянистой равнине на север, оставляя длинный шлейф серебристо-серого дыма, а усталое солнце опустилось к земле и окрасило кровью облака. Потом оно село, и сразу наступила темнота.
Они поели тушенки, штыком намазав ее на черствый хлеб. В купе не было света, поэтому они завернулись в одеяла и разговаривали в темноте. Разговоры вокруг них смолкли и сменились сонными звуками. Шон открыл окно, и холодный сладкий воздух прояснил им головы и обострил сознание, и они со сдержанной горячечностью заговорили.
Говорили они о земле и о людях, и о том, как те сливаются в нацию, и как этой нацией следует управлять. Мало говорили о войне и много о мире, который последует за ней; о перестройке того, что уничтожено, во чтото гораздо более прочное.
Они видели впереди горе, которое расцветает, как зловредный сорняк, на крови и трупах погибших, и обсуждали, как бы его выкорчевать, прежде чем оно задушит землю, которой суждено стать великой.
Это был первый такой их разговор. Сол плотнее закутался в одеяло и слушал в темноте голос Шона. Как большинство представителей своего народа, он обладал чувствительным и обостренным восприятием и сумел угадать новое качество, новое направление в этом человеке.
«Я приложил к этому руку, – думал он с гордостью. – Он бык, дикий бык, который бросается на все, что движется; нападает без цели, потом прерывает бег и обращается к чему-то иному; он использует свою силу для разрушения, ибо не научился использовать ее для другого; смущенный и разгневанный, он ревет из-за вцепившейся колючки; гонится за всем и в результате не может поймать ничего. Может, я сумею ему помочь, показать цель и выход с арены».
Их разговор в ночи продолжался. Темнота добавляла новое измерение их существованию. Они не видели друг друга – казалось, физическая оболочка больше их не ограничивает, их сознания свободны и могут устремиться навстречу друг другу, развивать общие мысли. Так шло, пока вдруг вся тонкая картина не разорвалась и не потерялась в грохоте динамита, шуме выходящего пара, треске ломающегося дерева и стекла, в сплетении спящих тел, которые бросило друг на друга, когда поезд, гудя, сошел с рельс. И почти сразу добавился треск ружейных выстрелов и непрерывный стук пулеметов Максима.
Шон беспомощно лежал в кромешной темноте, не в силах дышать под огромной тяжестью. Он начал биться, расшвыривать людей и багаж, навалившихся на него, запутался ногами в одеяле. Тяжесть уменьшилась, он смог вдохнуть, но в лицо ему угодило колено, с такой силой, что разорвало губу и кровь полилась в рот.
Он сильно ударил и почувствовал под рукой разбитое стекло.
В темноте люди кричали от ужаса и боли – стоны, проклятия и выстрелы слились в безумный хор.
Шон высвободился из-под тяжести и встал, чувствуя, как вокруг барахтаются люди.
Теперь он слышал повторяющиеся удары пуль в дерево; они звучали гораздо громче выстрелов из ружей, пославших их.
Кто-то навалился на него. Шон подхватил этого кого-то.
– Сол?
– Пусти, дай пройти.
Незнакомец. Шон отпустил его.
– Сол, Сол, где ты?
– Шон.
– Ты ранен?
– Нет.
– Давай выбираться отсюда.
– Мое ружье.
– К черту твое ружье.
– Где окно?
– К нему не добраться.
Наконец Шон начал разбираться в происходящем. Вагон лежит на боку, окнами к земле, вся груда живых и мертвых навалилась на них. Дверь высоко над ними, вероятно, ее заклинило.
– Придется пробиваться сквозь крышу.
Он слепо пошарил руками и выругался: острая щепка вонзилась под ноготь. Но он почувствовал на лице дуновение холодного воздуха.
– Здесь дыра. – Он снова протянул руки и нащупал место разлома. – Одна доска сломана.
В темноте началось движение, с десяток людей одновременно потянулись к нему в поисках отверстия.
– Назад, ублюдки!
Шон ударил обоими кулаками и почувствовал, что попал. Сам он тяжело дышал, по спине тек пот. Воздух был спертым от дыхания множества испуганных людей.
– Отодвиньтесь. Не мешайте работать.
Шон просунул руки в щель и выломал доску. Мгновение он боролся с искушением прижаться к отверстию лицом и вдохнуть чистый воздух, потом взялся за следующую доску, уперся ногами в крышу и изо всех сил откинулся. Доска не поддалась. Он почувствовал, как его снова охватывает паника.
– Найдите мне ружье, кто-нибудь! – крикнул он, перекрывая общий шум.
– Вот.
Голос Сола, и ружье вложено в руки.
Шон просунул ствол в отверстие и нажал как на рычаг. Дерево затрещало. Он поменял положение ствола и навалился снова. Доска подалась, он вырвал ее и взялся за следующую.
– Все в порядке. По одному. Сол, ты первый.
Едва сдерживая панику, Шон бесцеремонно проталкивал людей одного за другим в рваное отверстие. Один толстяк застрял, Шон ногой уперся ему в зад и протолкнул. Тот вскрикнул и вылетел, как пробка от шампанского.
– Кто-нибудь остался? – крикнул он в темноту.
– Шон. – Голос Сола снаружи. – Выбирайся оттуда.
– Уходи в укрытие! – закричал ему в ответ Шон.
Буры по-прежнему обстреливали поезд. Шон снова спросил:
– Есть еще кто-нибудь? – и у его ног застонал человек.
Шон ощупью отыскал его. Тяжело ранен, голова свисала безвольно. Шон снял с него груду вещей и распрямил. «Мне его не вытащить, – решил он. – Ему безопаснее остаться здесь, пока не подоспеют врачи».
Он отошел от раненого и споткнулся о другого.
– Будь они прокляты, – всхлипнул он. Хотелось выбраться как можно быстрее.
Этот мертв. Кожа холодная и влажная, как у рептилии. Шон оставил его и выбрался наружу.
Из полной темноты купе он попал на залитую жемчужным светом звезд землю. Шон увидел пар, высоким облаком нависший над паровозом, увидел передние вагоны, сложившиеся гармошкой. Остальные вагоны разорваны, превращены в причудливую скульптуру уничтожения. В ответ на постоянный огонь буров слышались редкие ружейные выстрелы.
– Шон, – позвал Сол. Он сидел у перевернутого вагона. Шон подбежал к нему и повысил голос, чтобы перекричать шум: