Дэн и Джой, мило беседовавшие, едва не прижавшись щеками, неохотно отодвинулись друг от друга.
В зале они попали в самую толпу, кричащую, жестикулирующую, возбужденную чувственным зрелищем танцев, позабывшую все запреты, как часто происходит на корриде.
Род и Дэн с трудом пробили для девушек дорогу в толпе и подвели к забронированным местам в первом ряду. Все четверо возбужденно смеялись, зараженные общим настроем толпы и испытывая эмоциональный подъем, усиленный алкоголем.
Толпа возбужденно гудела.
– Шангааны! – раздался громкий голос ведущего, и все зрители как один наклонились вперед. На арене появились барабанщики, вставшие кругом, с длинными деревянными барабанами, висевшими на кожаных ремнях.
Тап-тап-тап – заиграл один из них, и гомон толпы стих.
Тап-тап-тап – задали ритм танцу практически голые, в одних набедренных повязках, склонившиеся над зажатыми между колен инструментами барабанщики. Это был рваный, волнующий ритм, который дрожал как разорванный нерв. Повелительный, требовательный звук – пульс континента и его народа.
Потом появились танцоры. Они медленно шли в высоких головных уборах из перьев – развевались юбки из звериных хвостов, гремели боевые браслеты на запястьях и лодыжках, черные мышцы уже блестели от пота – шеренга за шеренгой, величественные, они появлялись на сцене так, будто барабанная дробь вдыхала в них жизнь.
Резкий звук рога, и шеренги рассыпались, танцоры завертелись, как осенние листья на ветру, перестроились, и в центр сцены вышла гигантская фигура.
– Большой Король! – выдохнула толпа, и мгновенно изменился ритм. Он стал более быстрым, еще более требовательным, танцоры зашипели в унисон. Звук был подобен прибою, накатывающемуся на каменистый берег.
Большой Король широко распахнул руки, расставил толстые, похожие на черные колонны ноги, закинул голову назад и проревел единственное слово команды. Немедленно все танцоры подняли правые колени на уровень груди и замерли. Через мгновение двести мозолистых ступней с силой опустились на землю, сотрясая арену до основания. Шангааны начали танец, и реальность исчезла в круговороте наступающих, отступающих, крутящихся шеренг.
Только однажды Род сумел оторвать взгляд от представления и посмотреть на Терри. Она сидела чуть наклонившись вперед, глаза ее горели, губы чуть приоткрылись. Терри была полностью захвачена эротизмом и варварским великолепием представления.
Джой и Дэн сидели, крепко взявшись за руки и плотно прижавшись друг к другу плечами и бедрами, и Род вдруг почувствовал, что завидует им.
Потом они вернулись в бар, но разговор не клеился, все были напряжены, чувствовали себя беспокойно из-за странных скрытых чувств, противоборства примитивных желаний и моральных ограничений.
– Итак, – произнес наконец Род, – уважаемые дамы, если вы хотите попасть в Йоханнесбург в подобающее вашему социальному положению время…
Дэн и Джой заговорили одновременно:
– Не волнуйся, Род, я…
– Дэн сказал, что он…
Они замолчали и несколько глуповато улыбнулись друг другу.
– Как я понимаю, Дэн внезапно вспомнил, что у него неотложные дела в Йоханнесбурге, и предложил вас подвезти? – сухо спросил Род, а они рассмеялись в ответ.
– Похоже, миссис Стайнер, мы поедем в город вдвоем.
– Я вам доверяю, – сказала Терри.
– Значит, вы сошли с ума, – заметил Дэн.
За окнами «мазерати» быстро темнело. Темная земля переходила на горизонте в черное небо, из раскинувшегося вокруг вельда подмигивали одинокие огоньки.
Род включил фары, панель приборов засветилась, превратив салон машины в изолированное от внешнего мира теплое, уютное гнездышко. Что-то тихо напевал ветер за окном, ему вторили шуршащие по шоссе шины и басовито гудящий двигатель.
Терри сидела на мягком сиденье из красной кожи, поджав под себя ноги. Ее глаза были устремлены вперед, на скользящие по шоссе световые круги от фар, и она казалась одновременно близкой и далекой. Каждые несколько минут Род смотрел на ее профиль. Один раз она повернулась к нему и взглянула прямо в глаза.
– Вы понимаете, что происходит?
– Да, – честно ответил он.
– Понимаете, как это опасно для вас?
– И для вас.
– Нет, не для меня. Я – Хершфилд, потому неуязвима. Вас же это может уничтожить.
Род лишь пожал плечами:
– Если бы мы задумывались над последствиями прежде, чем сделать что-либо, никто ничего бы не делал.
– Вы не задумывались над тем, что я могу оказаться испорченной богатой девушкой, жаждущей приключений? Что я могу постоянно заниматься этим?
– Можете.
Они помолчали, затем Терри впервые назвала его по имени:
– Род?
– Да.
– Я не такая, ты знаешь, совсем не такая.
– Догадываюсь.
– Спасибо.
Она открыла сумку.
– Хочу закурить. Я будто стою на краю обрыва и чувствую непреодолимое желание прыгнуть вниз.
– Прикури и мне, Терри.
– Хочешь курить?
– Очень.
Они курили в тишине, глядя прямо на дорогу, потом Терри опустила стекло и выбросила окурок.
– Знаешь, ты получил эту работу. – Весь день ей хотелось сообщить ему об этом, и наконец она не удержалась. Она увидела, как сжались его губы, глаза превратились в узкие щелочки.
– Ты понял? – переспросила она.
Род резко затормозил и остановил «мазерати» на обочине. Дернув на себя рычаг ручного тормоза, он резко повернулся к ней:
– Терри, что ты сказала?
– Сказала, что ты получил эту работу.
– Какую работу? – хрипло спросил он.
– Попс подписал приказ сегодня утром. Ты получишь его в понедельник. Ты назначен генеральным директором шахты «Сондер дитч».
Ей так хотелось добавить: «Я сделала это для тебя. Я заставила Попса дать тебе эту работу». «Я никогда так не поступлю, – поклялась она сама себе. – Он должен верить, что получил эту должность честно, а не как подарок от меня».
Субботняя ночь всегда была особой для Мусор-сити.
Шахта «Блаауберг» являлась старейшей в районе Китченервилля. Некоторые секции были полностью выработаны, на их месте остались гигантские холмы пустой породы. Между этими рукотворными горами среди кустарников и сорняков, достигавших в высоту человеческого роста, вырос поселок. Жители назвали его Мусор-сити. Дома, если их так можно было назвать, строились здесь из старых оцинкованных листов и расплющенных бочек. И, естественно, ни водопровода, ни канализации.