Вдохнув последний раз, он отсоединил муфту на своем шлеме — вода тут же устремилась внутрь, но Ник задрал голову, удерживая глаза и нос в воздушном кармане, и прикрутил немеющими пальцами шланг от кислородного баллона к шлему Вина Бейкера.
Прижав к груди, словно любимую женщину, тело стармеха, Ник опять открыл вентиль, стравливая остатки кислорода. Давления в баллоне едва хватило, чтобы выдавить шипящую воду из выпускного клапана на шлеме Бейкера.
Стармех закашлялся и, разевая рот, стал ловить поток холодного кислорода. Очки с залитыми морской водой стеклами съехали набок, глаза невидяще уставились на капитана, но грудь начала вздыматься и опускаться — Бейкер задышал. «В отличие от меня», — мелькнула у Ника мрачная мысль. Он лишь сейчас сообразил, что страховочный конец потерян вместе с поясом.
Куда плыть, где «Зодиак», в какой стороне берег, Ник не знал. Потеряв ориентацию, он отчаянно высматривал сквозь полузатопленную маску корпус «Авантюриста», но расплывчатый зеленый сумрак полностью поглотил силуэт лайнера. Грудь дернулась, рефлекторно пытаясь сделать вдох, — тело требовало кислорода. Глубоко спрятанный страх рванулся наружу, перерастая в захлестывающую панику.
Ник едва не поддался самоубийственному порыву продраться сквозь зеленую толщу льда. Ему захотелось проломить ее голыми руками, вырваться и глотнуть спасительного воздуха.
В последнее мгновение, когда разум уже почти покинул его, Ник вспомнил о компасе на запястье. Тело сжигало последние запасы кислорода, сознание работало вяло, и пришлось потратить несколько драгоценных секунд, чтобы определить направление, противоположное тому, откуда они пришли.
Ник наклонил голову, всматриваясь в компас, и шлем тут же залило водой. В лоб и скулы впились ледяные иголки, челюсти свело, заломило зубы. Ник непроизвольно открыл рот и едва не захлебнулся.
Удерживая одной рукой Бейкера, соединенного с ним пуповиной кислородного шланга, Ник поплыл в направлении стрелки компаса. Грудь судорожно вздымалась, словно у только что появившегося на свет младенца, настоятельно требуя воздуха.
Ник плыл с запрокинутой головой, и перед его глазами медленно проходили узоры ледяного покрова. Иногда встречное течение усиливалось, узоры останавливались, и он из последних сил заставлял себя упорно шевелить ластами. Течение ослабевало, и узоры вновь начинали мучительно медленно двигаться.
Время почти прекратило свой бег, и Ник невольно обратил внимание на утонченную красоту изумительно вылепленного ледяного свода, покрытого дивной резьбой. Ему вспомнилось, как он, подняв голову и благоговейно замерев, стоял рука об руку с Шантель под изогнутым куполом Шартрского собора. Грудь перестала болеть, желание глотнуть воздуха прошло. Ник не понимал, что надвинулась смертельная опасность, что картинки, проплывавшие перед ним, рисует медленно умирающий мозг.
Перед глазами стояло лицо Шантель в ореоле густых мягких волос, которые сверкали и искрились, словно крылья бабочки на солнце; огромные темные глаза и пухлые губы манили, обещая тепло, любовь и невиданные наслаждения.
«Ведь я любил тебя, — подумал Ник. — Очень сильно любил».
Затем картинка сменилась: он вновь переживал первые секунды после рождения сына, когда тот едва-едва появился из чрева, вымазанный кровью, липкий, извивающийся комочек, заходящийся требовательным писком. На Ника снизошли радость и покой.
«Утопающий цепляется за соломинку…»
Наконец-то он сообразил, что с ним происходит, понял, что умирает, но паника исчезла, холод отступил, а вместе с ним и ужас. Ник плыл сквозь зеленую мглу, словно во сне. И тут он заметил, что ноги не двигаются, он не дышит и ничего не чувствует. Теперь уже Вин Бейкер, отчаянно взмахивая ластами, тащил его расслабленное тело.
Сквозь стекло шлема Ник в нескольких дюймах от себя увидел полное решимости лицо стармеха. Тот глотал чистый, сладкий кислород и с каждым вдохом набирался сил.
— А, красавчик… — прошептал Ник. В горло попала вода, но боли не было.
Перед глазами всплыла еще одна картинка: яхта с поднятым треугольником спинакера летит по искрящимся волнам Средиземного моря; у румпеля смеющийся сын — загорелое лицо с темно-карими глазами, доставшимися ему от матери, обрамляет копна взъерошенных, развевающихся на ветру волос.
— Питер, подводи ее под ветер! — пытается крикнуть Николас, но картинка безнадежно меркнет…
В первое мгновение Нику показалось, будто он потерял сознание, но тут же понял, что это надвинулось черное резиновое днище «Зодиака». Сильные руки, выхватившие его из воды и сорвавшие крепления шлема, не были частью миража. Поддерживая капитана со спины, два матроса привалили его к мягкому планширу надувной лодки. Измученные легкие не выдержали первых глотков морозного воздуха, Ник закашлялся, и его стошнило прямо на грудь.
Выйдя из заполненной паром душевой, Ник обтер раскрасневшееся под обжигающими струями тело, обмотал вокруг бедер полотенце и прошлепал в спальное отделение своей каюты.
Бейкер, одетый в новую робу, развалился в кресле, стоявшем в ногах капитанской койки. Влажные волосы старшего механика торчащим венчиком окаймляли выбритую макушку, где Эйнджел наложил несколько стежков. Дужка очков треснула, когда Ник с Вином боролись за свои жизни под кормой «Золотого авантюриста», и Бейкер примотал ее черной изолентой.
В одной руке он держал два стакана, а в другой пузатую коричневую бутылку. Едва Ник появился в дверях, как стармех щедро плеснул в стаканы, и по каюте поплыл сладкий густой аромат тростниковых плантаций северного Квинсленда.
Протянув стакан, Бейкер повернул бутылку желтой этикеткой к шкиперу.
— Дружище, это ром «Бундаберг» — самый что ни на есть настоящий.
Ник оценил жест — далеко не каждый мог похвастать таким обращением и предложением выпивки из уст стармеха.
Вдохнув запах темного золотисто-коричневого напитка, Ник одним глотком осушил стакан. Передернул плечами, словно спаниель, стряхивающий воду с шерсти, и резко выдохнул.
— Лучший ром на свете, — произнес он освященную временем традиционную похвалу и протянул стакан за добавкой.
— Старпом просил передать, — сказал Вин, вновь разливая по паре глотков на брата, — что барометр подскочил было до тысячи тридцати пяти, а сейчас метнулся вниз, как динго в нору. Уже тысяча двадцать. Что-то точно будет!
Они кивнули друг другу поверх стаканов и выпили.
— Красавчик, мы потеряли почти два часа, — начал Ник.
Вин удивленно посмотрел на капитана, но затем криво усмехнулся, соглашаясь на новое прозвищу.
— И как ты собираешься заделывать пробоину?
— Заведем на нее аварийный парусный пластырь. Я уже дал задание матросам.
Бейкер опять в недоумении посмотрел на капитана и недоверчиво покачал головой.
— Прямо как у капитана Хорнблауэра…