Пока Пенрод сидел на корточках посреди двора, праздник продолжался, а потом аггагиры отвели его в самый дальний угол, причем Муман Дигни стегал его кнутом, как вьючное животное. С этого момента он не ел и не пил, и никто не собирался ни кормить, ни поить его. Более того, он не мог уснуть, поскольку шебба доставляла такую боль, что это было практически невозможно. Она была слишком большой, слишком тяжелой и слишком длинной, чтобы оставить хоть малейший шанс на выживание. Он не мог вернуться в свою комнату и продолжал сидеть на корточках, уже не рассчитывая на помощь. К концу третьего дня он перестал ощущать руки, а шея потемнела и покрылась синими пятнами. С большим трудом он перемещался по территории двора, спасаясь от палящих лучей солнца, но жара все равно доставала его даже в самых дальних углах. Его голое тело покраснело и блестело от пота, а язык распух, словно влажная мочалка, и с трудом помещался во рту.
Наутро четвертого дня он настолько ослаб, что стал терять чувство реальности и готов был в любую минуту рухнуть на землю без сознания. Ему казалось, что у него высохли не только губы, но и глаза. Последняя надежда умерла, поскольку помощи извне не было, да и быть не могло. Тяжело опустившись на колени в самом дальнем углу двора, он вдруг услышал громкие голоса аггагиров, оживленно споривших, как долго он может еще протянуть в таком состоянии. Потом неожиданно наступила тишина, и он удивленно открыл глаза, решив, что начались галлюцинации.
Со стороны ворот к нему быстро шагала Эмбер с огромным кувшином на голове, как это обычно делают арабские женщины. Аггагиры молча смотрели на нее, не решаясь остановить. Сняв кувшин с головы и поставив на землю, она смочила в воде тряпку и приложила к его пересохшим губам. Пенрод не мог сказать ни слова – лишь жадно впитывая воду. Напоив его, она вновь водрузила на голову кувшин и мягко сказала, с сожалением глядя на его рогатину.
– Я вернусь сюда завтра.
На следующий день примерно в это же время во двор вошел халиф Осман Аталан и остановился в тени деревьев, мирно беседуя с аль-Нуром и Муманом Дигни. Вскоре после этого появилась Эмбер, увидела халифа и остановилась как вкопанная, растерянно придерживая кувшин на голове. В этот момент ее стройная фигура напоминала газель во время прыжка. Какое-то время она выжидающе смотрела на Османа, потом гордо вскинула подбородок и направилась к Пенроду. Эмир не остановил ее. Напоив и покормив заключенного, она снова водрузила на голову пустой кувшин и тихо шепнула:
– Якуб придет к тебе. Будь готов. – Затем так же гордо прошествовала мимо Османа, который бесстрастно проводил ее долгим взглядом.
Эмбер пришла и на следующий день, но Османа не было во дворе, а аггагиры, казалось, потеряли к ней всякий интерес. Она напоила Пенрода водой, накормила из ложки жидкой кашей из дурры, как маленького ребенка, а потом взяла другую тряпку и, смочив в воде, стала протирать ему ноги и ягодицы.
– Не делай этого, – попросил он.
Она строго посмотрела на него.
– Вы все еще ничего не поняли?
Он был слишком смущен ее действиями и слаб физически, чтобы осознать значение слов. А она продолжила практически без паузы:
– Якуб придет за вами сегодня вечером.
Наступили сумерки, и Пенрод опустился на корточки в углу двора. В ту ночь его охранял аггагир Кабел аль-Дин. Он уселся на землю, прижавшись спиной к забору и положив на колени обнаженный меч.
Мышцы на руках Пенрода так болели, что ему приходилось сжимать зубы, удерживая стон боли, а во рту ощущался металлический привкус крови. В конце концов он задремал, но спал так чутко, что через некоторое время услышал женский шепот:
– Твое тело сводит меня с ума, но я храбрая женщина и не боюсь этого.
Пенрод открыл глаза и понял, что это не сон. Неподалеку от него на земле лежала Назира с задранной почти до шеи юбкой и широко раздвинутыми ногами, между которыми суетливо возился аггагир Кабел аль-Дин, уже ничего не видя и не слыша.
Через минуту от стены отделилась темная тень Якуба. Когда Кабел аль-Дин уже взобрался на Назиру, он молниеносным броском опрокинул его и вонзил в шею острый клинок. Удар был таким точным, что аггагир свалился замертво, не издав ни звука. Назира столкнула его неподвижное тело, встала, отряхнула юбку и начала помогать Якубу, который уже пытался освободить Пенрода. Окровавленным лезвием кинжала он быстро перерезал веревки, которыми его руки привязали к стволу, и Пенрод чуть не закричал от боли, когда кровь стала быстро поступать в онемевшие конечности. Пока Назира держала ствол, чтобы не сломать Пенроду шею, Якуб перерезал остальные путы, снял ярмо и осторожно положил его на землю.
– Выпейте, – протянула ему Назира стеклянную бутылку. – Это поможет вам восстановить силы и ослабить боль. – Пенрод выпил содержимое тремя большими глотками и ощутил приторный вкус настойки опия. Они помогли ему подняться и потащили к высокой стене, где Якуб оставил моток крепкой веревки. Обвязав Пенрода вокруг груди, он быстро взобрался на стену и потащил за собой, а Назира в это время поддерживала его снизу. Они с трудом перевалились через стену, и Пенрод упал на траву. В это время Назира помчалась в гарем, а Якуб поволок Пенрода на берег реки.
Поначалу они продвигались очень медленно, но под воздействием настойки Пенрод ощутил прилив сил и побежал быстрее, опираясь на руку Якуба.
– В будущем, медлительный Якуб, не пропадай на такой долгий срок, – проворчал капитан, и тот радостно осклабился, принимая упрек. Они добрались до реки, где их уже ожидало небольшое парусное судно, чтобы переправить на другой берег.
Будучи общепризнанной фавориткой халифа Османа Аталана, Ребекка имела собственное жилище, в котором, естественно, проживала и ее младшая сестра Эмбер. В ту ночь они сидели у темного окна, напряженно всматриваясь в зеркальную поверхность Нила, в которой отражалась серебристая луна. Ребекка притушила свет масляной лампы и едва различала лицо сестры, а Эмбер уже надела шерстяную накидку и сандалии, приготовившись к дальнему путешествию.
– Уже пора, приготовься, Бекки, – прошептала она, дрожа от волнения в ожидании новостей. – Назира может вернуться в любую минуту, чтобы забрать нас отсюда.
– Послушай меня, дорогая сестричка, – сказала Ребекка и положила руку на ее плечо. – Ты должна собраться с силами и постараться понять меня. Я не пойду с вами. Ты отправишься одна вместе с Пенродом Баллантайном.
Эмбер окаменела, изумленно уставившись на сестру, но не видела ее глаз в тусклом свете. А когда нашла в себе силы заговорить, ее голос дрожал от волнения:
– Не понимаю тебя.
– Я не могу пойти с вами, – твердо повторила Ребекка. – Я должна остаться здесь.
– Но почему, Бекки? Почему?
Вместо ответа Ребекка взяла ее руку и прижала к своему животу.
– Чувствуешь что-нибудь?
– Ты немного поправилась, и что? – спросила озадаченная Эмбер. – Как это может тебе помешать? Ты должна пойти с нами!