Пенрод уже видел раскинувшуюся впереди широкую гладь Нила, ярко поблескивавшую в лучах заходящего солнца. Верблюд тоже неудержимо рвался вперед, чувствуя близость воды. Капитан держал поводья левой рукой, а правой крепко сжимал гусарский клинок.
– Якуб, возьми мой пистолет! – крикнул он сидевшему позади товарищу. – И ради милосердного Аллаха, постарайся на сей раз хорошо прицелиться и не промахнуться.
Якуб выхватил из кобуры огромный револьвер «уэбли».
– Ловкий Якуб свалит фальшивого эмира одним выстрелом! – Он тщательно прицелился и нажал на спусковой крючок, предварительно закрыв глаза.
Осман Аталан не дрогнул, но при этом видел, что противники вот-вот достигнут берега, и, еще сильнее пришпорив лошадь, привстал на стременах, изготовившись к удару.
Пенрод понял, что эмир изменил тактику и решил покалечить верблюда, разрубив подколенное сухожилие. Он резко натянул поводья и ударил плетью животное, которое дернулось в сторону и сильно толкнуло лошадь своим мощным торсом. Стоявший на стременах Осман не успел среагировать, пошатнулся и потерял равновесие. Какое-то время верблюд и лошадь мчались рядом, тесня друг друга. Однако верблюд Пенрода был почти вдвое выше лошади и столь же массивнее, поэтому исход поединка был предрешен. Лошадь, не выдержав натиска, рухнула на передние ноги, швырнув седока себе на шею. Однако тот успел сгруппироваться, удержался в седле и восстановил равновесие, не выпустив из руки меча. Почувствовав его неукротимую волю, лошадь вскочила и рванулась к реке.
Пенроду хватило мгновения, чтобы оглядеть берег. Он был довольно крутым, футов десять высотой, а вода внизу казалась темно-зеленой. До противоположного берега было не меньше мили, а по реке в сторону Хартума медленно проплывали небольшие островки плотно сплетенных водорослей и папируса. Вот и все, что он успел заметить. Подгоняемый криками дервишей и бешеной скачкой Османа, капитан без колебаний направил верблюда к обрыву.
– Ради всего святого! – заорал Якуб. – Я не умею плавать!
– Если останешься здесь, женщины дервишей с огромным удовольствием отрежут тебе яйца, – напомнил ему Пенрод.
– Нет-нет, я умею плавать, – быстро согласился тот.
– Какой сговорчивый Якуб, – ухмыльнулся Пенрод и сильно ударил верблюда кнутом по шее, когда тот уперся у края обрыва. Животное так резко бросилось в воду, что Пенрод с трудом удержался в седле, а Якуб свалился и выронил пистолет. В следующее мгновение они взорвали водную гладь, подняв в воздух столб брызг высотой с обрыв. Дервиши сгрудились на краю обрыва, беспорядочно стреляя из винтовок по бултыхавшимся в воде мужчинам.
– Стойте! – сердито скомандовал Осман и прицелился из карабина аль-Нура, однако его вмешательства уже не требовалось, поскольку пуля одного из дервишей попала в верблюда, раздробив ему позвоночник.
Бедное животное в ужасе билось в воде, но парализованные задние ноги тянули его ко дну, и верблюд беспомощно кружил на месте, жалобно рыча и разбрызгивая слюну. Однако, несмотря на тяжелое ранение, быстро уходил на глубокую воду, поддерживаемый надутыми воздухом бурдюками.
– Ты думаешь, что снова перехитрил меня? – злобно орал гарцевавший на берегу Осман. – Но не забывай, что я Осман Аталан и твоя жизнь принадлежит мне!
Бравада явно было ложной, и Пенрод быстро понял, что эмир, как и большинство пустынных арабов, не умеет плавать. Несмотря на всю свою безумную храбрость на земле, он ни за что не полезет в воду, подвергая себя и своего прекрасного скакуна опасности со стороны джиннов и крокодилов, которые в Ниле достигали иногда чудовищных размеров. Он никогда не бросится за врагом в темно-зеленую стремнину.
С минуту Осман топтался на берегу, мучительно раздумывая, что делать дальше – палить из винтовок или все-таки сразиться с противником в честном поединке, но в другое время? В конце концов жажда мести пересилила гордость, и он отчаянно махнул рукой в сторону беглецов.
– Убейте их!
Его преданные воины мгновенно спешились и, выстроившись в ряд на берегу, открыли ураганный огонь из винтовок по головам плывущих. Пенрод схватил Якуба за руку и дернул к себе, под защиту обессиленного, но все еще подававшего признаки жизни верблюда. Быстрое течение относило их все дальше, а дервиши гнались за ними вдоль реки, отчаянно паля из винтовок. Они медленно отдалялись от берега, но стрельба не прекращалась и в конце концов шальная пуля угодила верблюду в голову, после чего он перевернулся на спину и застыл, как толстое бревно, уносимое течением вниз по реке.
Пенрод вынул кинжал из ножен и обрезал веревку, крепившую один из бурдюков к седлу.
– Держись за него, храбрый Якуб, – выдохнул он, и побледневший от ужаса араб судорожно ухватился за конец веревки. Они оставили безжизненное тело животного и поплыли на середину реки, держась за спасительный воздушный мешок.
Африканская ночь накрыла их мгновенным сумраком, смутные фигуры дервишей на берегу стали постепенно исчезать, и только изредка темнота озарялась вспышками отдельных винтовочных выстрелов. Пенрод умело плыл по реке, загребая одной рукой и активно работая ногами, а другой поддерживая своего преданного и храброго друга. Якуб крепко вцепился в надутый бурдюк и дрожал всем телом, как брошенный в воду щенок.
– В этой проклятой реке водятся такие огромные крокодилы, – пыхтел он от усталости, – что могут проглотить быка вместе с рогами. – Он стучал от холода зубами, прихлебывая грязную воду Нила.
– В таком случае они вряд ли прельстятся каким-то тощим и костлявым арабом из племени джаалин, – успокоил его Пенрод.
Из темноты вынырнуло большое темное пятно и стало быстро приближаться. Пенрод, посмотрев на этот островок из переплетенных стеблей водорослей и папируса, решил воспользоваться подвернувшейся удачей. Ухватившись одной рукой за его край, он стал взбираться на него, помогая обессиленному Якубу. Растения столь плотно переплелись между собой, что, казалось, могли выдержать стадо слонов. Плотная масса лишь слегка прогибалась под их весом, когда они ползли к противоположному краю, смотрящему на Хартум. Там они растянулись во весь рост, набираясь сил и пристально вглядываясь в восточный берег.
Пенрод боялся, что в кромешной тьме они пропустят тусклые огоньки города, и до боли в глазах всматривался в ночь. В непроглядном мраке ему мерещилось огромное квадратное пятно, похожее на уродливый форт Мукран, но это был всего лишь обман зрения.
– После такого трудного путешествия, – пробормотал он, – было бы верхом идиотизма проплыть ночью мимо Хартума.
Однако его опасения быстро развеялись, когда совсем рядом послышался артиллерийский залп. Он вскочил на ноги, напряженно всматриваясь сквозь тонкие стебли торчащего из плавучего островка папируса. Впереди виднелись яркие вспышки артиллерийских орудий, стрелявших со стороны Омдурмана. Через несколько секунд вспышки появились и на противоположной стороне, ярко осветив береговую линию Хартума. На этот раз сомнений не оставалось – впереди находился форт Мукран, а за ним здание консульства. Пенрод хмуро улыбнулся, вспомнив тот ночной артиллерийский обстрел со стороны дервишей, который Дэвид Бенбрук назвал бедуинским бедламом.