— И как же это все было?
— Я решился прямо в конце нашего первого вечера, — чуть улыбнулся Панаев, наливая себе еще одну рюмку коньяка. — Я внезапно начал жадно и неуклюже от стеснения целовать ее, а ее рука вдруг скользнула в мою ширинку. Она ласкала меня там пальцами, а я с силой надавил на ее сосок. Потом Белла закричала и пыталась убежать. Я догнал ее, а она, зареванная и напуганная, повторяла одно и то же: «Ты такой же, как он. Все мужчины одинаковы». Тогда эта фраза заставила меня сомневаться в себе как в мужчине, вселяла неуверенность. Лишь спустя некоторое время я понял смысл этих слов.
— В чем же было дело?
— Белла родилась в деревне недалеко от нашего города. Мать ее нагуляла от шабашника-армянина. А чтобы прикрыть грех, вышла замуж за местного скотника, который и дал ребенку свою фамилию, а матери — печать в паспорте. Однако девочку, как просил настоящий отец, назвала Беллой.
— Отношения в семье Беллы, надо полагать, были не из лучших? — сочувственно спросила Лариса.
— Белла рассказывала мне, что все ее детство прошло в унижениях и побоях, — вздохнул Панаев, опрокидывая рюмку. — Мать, вечно униженная попреками пьяницы-мужа, сама со временем спилась. А в тринадцать лет Беллу изнасиловал отчим. Потом это неоднократно повторялось. В милицию заявить она боялась, так что желание вырваться из этой трясины было ее своеобразной первой победой. Возможно, что я тогда ей нужен был больше как отец, чем как любовник.
— Вы говорили, что она была груба…
— А с чего ей быть нежной — детство было таким, что не дай бог никому. А я по-своему ее любил. Даже не знаю, была ли это полноценная любовь мужчины к женщине. Она была тогда ребенком, наглым и развратным. А иногда мне казалось, что Белла боится и ненавидит мужчин.
— Она вела себя агрессивно?
— Доброй я ее не назвал бы. Скорее чутко чувствовала чужую беду, остро чувствовала… А была она красивой, страстной… — подумав, добавил Панаев.
Лариса посмотрела на него и отметила его задумчивый взгляд и внутреннее напряжение, обозначившееся в складках губ и продольных морщинах лба. Ей было искренне жаль этого пожилого человека, так некстати и неожиданно, при странных обстоятельствах встретившего свою любовь через двадцать лет.
— И еще один вопрос, Дмитрий Федорович. Вы что-нибудь знаете об отношениях вашего сына и Беллы?
— Нет, ничего не знаю, — твердо ответил Панаев-старший. — Я был просто шокирован, когда увидел ее мертвой в ванной.
— Мне кажется, стоит подвести итоги, — мягко сказала Лариса. — Думаю, что скоро все равно все раскроется. Поэтому лучше будет, если я объявлю о том, кто эта женщина.
— Может быть, не надо? — робко попробовал возразить Дмитрий Федорович.
— Без этого не обойтись. Кстати, может быть, Сергей и не убивал ее вовсе. Хотя, конечно, очень подозрительное совпадение. Он начисто отрицает, что знает ее.
— Помню, что Сергей тогда, двадцать лет назад, несколько отдалился от меня. Резко со мной разговаривал, — наморщив лоб, сказал Панаев.
— Это было, когда вы встречались с Беллой? — уточнила Лариса.
— Да. Это я к тому, что он мог — ну, как это… — Панаев замялся.
— Мог испытывать к вам неприязнь из-за нее, — помогла ему Лариса. — Если, конечно, знал о вашей связи.
— Я не хочу с ним говорить на эту тему, — неожиданно резко сказал Панаев.
— И не надо, — поддержала его Лариса. — Потому что времени все равно, видимо, не будет. Надо звонить в милицию и прекращать этот бардак.
Она встала с кресла и вышла в гостиную. Там было очень накурено — так, что Мария Ильинична распахнула настежь окно и сама встала возле него, с облегчением вдыхая струи свежего воздуха.
Нонна Леонидовна, не обращая внимания ни на кого, с аппетитом поглощала жареного цыпленка, держа его кусочки большим и указательным пальцем и демонстративно оттопырив остальные. Ела она так вызывающе, что ей вполне можно было сниматься в рекламном ролике каких-нибудь полуфабрикатов. Заметив взгляд Ларисы на себе, мадам Харитонова, играя голосом, сказала:
— Ларочка, не обращайте на меня внимания. Это у меня нервное. Когда я взволнована, я поглощаю много калорий.
— А переживать тебе вредно, — начал тут же подхалимничать ее муж, Александр Иванович.
— Лариса, у тебя есть что нам сказать? — нетерпеливо и нервно спросила Вероника.
— Ты чрезвычайно догадлива, — ответила Котова. — Я попросила бы минутку внимания.
— Ты определила убийцу? — В голосе Вероники явственно ощущались нотки радости.
Обольстившие некогда Сергея Панаева глазки-незабудки снова заиграли двусмысленным огоньком. А Роман Исаакович, одетый в свой излюбленный безукоризненный строгий костюм, галстук и белоснежную рубашку, подошел к Веронике и обнял ее за плечи.
— Личность убитой мы установили. Все очень просто… Это некая Белла Смирнова, в свое время, достаточно давно, имевшая связь с присутствующим здесь Дмитрием Федоровичем Панаевым. А убийца — он! — Лариса показала на Сергея.
— Что? — Сидевший за столом Сергей, в некотором отдалении от всех, угрожающе приподнялся.
— Какую связь? — обомлела и побледнела Мария Ильинична. — Какая такая Белла?
— Что?! — заорала Вероника, закашлявшись и выпуская клубы табачного дыма.
Пепел от сигареты упал на бежевое платье, и она с ужасом вскочила.
— Слава богу! Не прожгла… — удовлетворенно произнесла она.
И тут же, повысив голос до требуемой в этой ситуации отметки, театрально завопила:
— Все-таки это ты, Панаев! Скотина!
— Я невиновен! — в свою очередь закричал Сергей, и крик этот заглушил все остальные голоса в гостиной.
Мария Ильинична сначала посмотрела на своего мужа, который сидел опустив голову, а потом перевела взгляд на сына.
— Сыночек, что же ты наделал?! — не сдерживая рыдания, воскликнула она и с укором посмотрела на Котову. — Эх вы, а говорили, что поможете. Мало того что не помогла, а еще все выложила. А я-то, дура, перед ней душу выворачивала.
Дочь Ирина наблюдала за всем происходящим достаточно безучастно — алкогольное опьянение действовало на нее умиротворяюще. Сын Панаевых, Николай, молча сидел в кресле и мрачно смотрел на разворачивающуюся разборку.
Тон в ней, естественно, задавали эмоциональные женщины. Мария Ильинична причитала, а Нонна Леонидовна, казалось, торжествовала и чуть ли не хлопала в ладоши от радости. А сама Лариса Котова удивлялась, как это родилось такое стадное чувство, что они поверили именно ей в том, что Панаев — убийца, и даже не потребовали никакой аргументации. Хотя в принципе это было понятно: присутствие нервных женщин, да еще имеющих — каждая свой — зуб на Сергея Панаева сдвинуло атмосферу в совершенно неконструктивном направлении.