— Вон они! — Кармен указала Ингрид на две фигуры, быстро скрывшиеся во тьме.
Девушки ринулись за ними по пятам, бегом спустились по лестнице и оказались в подземном помещении. Ингрид обнаружила просторный сводчатый подвал, загроможденный старыми станками. Рассеянный свет уличных фонарей проникал сквозь окошки, высвечивая контуры копра. Кармен указала на бегущую тень прямо перед собой. Она устремилась в погоню.
— Займись вторым! — крикнула она.
Легко сказать, подумала американка, пробираясь по подвалу, заваленному металлическими прутьями и ржавыми листами жести. Ингрид опрокинула ящик с винтами или с болтами, задела влажные от испарений трубы. Откуда-то издалека донесся голос Кармен, потом смолк и он. Она застыла и различила стук капель, очевидно, из протекавших канализационных труб.
Крик раздался слева. Ингрид отступила. Левую руку пронзила острая боль. Она взмахнула битой, почувствовала что-то твердое и услышала приглушенный стон. Пучок света плясал на сочащихся влагой стенах, отражался от жестяных листов. Ингрид обнаружила, что ее бита в крови. А лицо противника напоминает жуткую маску, с которой стекает что-то алое. Она подумала, что ранила его. Он поднял биту.
— БРОСЬ ЭТО ИЛИ Я СТРЕЛЯЮ! — крикнул кто-то, невидимый за светом карманного фонаря.
Громила замер в нерешительности. Прогремел выстрел, свет фонарика описал зигзаг, а биту разнесло в щепки. Он упал на колени, положив руки на затылок.
— Так-то лучше, — продолжал тот же голос.
Ингрид услышала характерный щелчок наручников. Она узнала Саша Дюгена. Его белая рубашка, на которой выделялась бежевая кобура, была в крови. Сперва Ингрид испугалась, но потом сообразила, кто пленник: тот самый, которого разукрасила Нора.
— А это что за гадость? — буркнул Дюген, потерев рубашку ладонью.
— Слава богу, простая краска, — отвечала Ингрид. — Нора немного перенервничала…
Дюген посмотрел на нее и, убирая пистолет в кобуру, обратился к громиле:
— Кодовый замок на входной двери не тронут. Так что давай рассказывай, как вы сюда пробрались, да поживее.
Парень вгляделся в лицо Дюгена и предпочел сказать правду:
— Через подземный вход.
— Показывай.
Ингрид пошла за ними. Они углубились в узкий проход, потом громила показал на потолок, откуда пробивался лучик света. Дюген ощупал стену и обнаружил веревочную лестницу.
— Говори.
— Забитый колодец. Он выходит в монастырский сад. Через него мы и прошли. Пришлось только разрезать решетку между общиной и садом.
— Кто тебе сказал?
— Никто.
— Ты все равно расколешься. Но уже перед дружками. Так что если не хочешь прослыть стукачом…
— Я заходил сюда осмотреться. Днем здесь проходной двор. Я назвался любителем искусства. Но не я один здесь околачивался. Был еще светловолосый толстяк, вернее, рыжий толстяк. Короче, рыжий блондин.
— Напряги извилины.
— Ну в общем, высокий и толстый.
— Толстый или накачанный?
— И то и другое, а одет как садовник, в резиновых сапогах. Я следил за ним. Какое-то время он разгребал завал, потом нашел проход и сам колодец. А после, уж не знаю зачем, он снова все завалил. Ну а я прикинул, какой мне от этого толк.
— Кто тебя нанял?
— Момо.
— Момо?
— Момо из квартала Сталинград. Но он только связной.
— А он, часом, не связан с неким Жильбером Марке?
— Колите меня перед кем хотите и сколько хотите, больше ничего не вытяните. Момо рассказал мне самую малость. Я навожу шухер, где мне скажут.
— Чудо что за философия, — заметил Дюген, подталкивая его к выходу.
Ингрид пошла за ними следом, держа в руках перепачканную краской биту. Выяснилось, что Норина алая краска поставила жирный крест на ее топике и башмаках.
И снова они оказались в коридоре на первом этаже. К ним бросились лейтенант Николе и два полицейских в форме:
— Шеф, вы ранены?
— Успокойся, это краска. Забирай-ка нашего горе-ниндзя и свяжись с ребятами из Девятнадцатого округа. Господа работают на некоего Момо из квартала Сталинград.
— Понял. А ее куда? — осведомился Николе, указывая на Ингрид.
— Ею займусь я, — отрезал Дюген.
— Я заберу у нее биту, а то мало ли что.
Ингрид позволила себя разоружить.
— Вы не пробовали разговаривать с людьми не так, словно их здесь нет? — поинтересовалась она.
— Иной раз лучше бы их и не было, — отвечал Дюген. — Но увы, они всегда тут как тут. И занимаются черт-те чем. Например, лупят бейсбольной битой недоделанных ниндзя. Кстати, откуда у вас эти шлемы и биты?
— Понятия не имею.
— А вот я знаю, — сказал Николе. — Один из здешних обитателей признался, что стянул их из раздевалки на стадионе Жоржа Карпантье.
— Как интересно. Для инсталляции?
— Для защиты от погромов. За десять дней это уже второе нападение.
— Законная самооборона, возведенная в ранг изящных искусств, — вздохнул Дюген. — Как изысканно.
Николе удалился, а за ним — двое полицейских в форме, конвоирующих задержанного. Чуть подальше громил и художников скопом забирали в кутузку.
— Итак, — произнес Дюген, поворачиваясь к Ингрид.
— Наверняка вы собираетесь спросить, что я здесь делаю.
— Еще как собираюсь.
— Я расспрашивала «Вампиреллас». Насчет Брэда.
— Вы намерены делать за меня мою работу. Угадал?
— Нет.
— Нет?
— Мне кажется, вы и сами с ней справитесь. Вы назвали подрядчика Марке. Я тоже думаю, что он нанял этих типов, чтобы сеять здесь терроризм.
Они уставились друг на друга. Глаза у него были такие темные, что радужка сливалась со зрачком.
— А вас-то кто вызвал? — заговорила она снова.
— Сестра Маргарита. Ей осточертела эта акция устрашения.
— Вообще-то я ее понимаю.
Тут появился Зигмунд и, виляя хвостом, лизнул Ингрид руку. Посмотрел на Дюгена и подошел поближе, чтобы тот его погладил. Майор почесал его за ухом. Ингрид вспомнился разговор с Альбертой и Кармен. «А в людях Лу разбиралась не хуже этого далматинца. Умела распознать порядочного человека».
— А он что тут делает?
— Это собака друга. Он оставляет его мне, когда занят.
— А вашему дружку известно, что вы выгуливаете его далматинца в таких злачных местах?
— Он мне не дружок, а большой друг.