Они дали ему два дня отсрочки, но на этот раз его песенка спета. Припарковавшись на улице Жонкьер, они заметили его издали. Одет во все черное, на плече черная спортивная сумка с белыми полосками. В бинокль Лола видела, что Ролан Монтобер насвистывает какой-то бодрый мотивчик.
— Нет ничего лучше, чем отловить светского льва, когда он бродит один, — сказала она весело.
Он вошел в здание бассейна, направился к кассе. Они подождали, когда он пройдет в раздевалку, и тоже взяли два билета.
Во вторник утром, да еще ранней весной, в бассейне почти никого не было. Самое подходящее время для тех, кто ценит покой. Лола убедилась в этом, толкнув дверь, на которой висела табличка с лаконичным уведомлением «Мужчины». Единственным представителем этого вида оказался Монтобер, и Лола следила за ним так, что он ее не увидел. А главное, она заметила его шкафчик, прежде чем незаметно удалиться. Выждав время, необходимое пловцу, чтобы натянуть плавки, она вернулась в раздевалку. И вскрыла замок при помощи небольших, но крепких кусачек.
Ингрид сняла только кроссовки и носки. Тренер вопросительно посмотрел на нее, и она объяснила, что хочет сказать пару слов своему дяде.
Кроме Ролана Монтобера в бассейне было три пловца. Каждый плавал своим любимым стилем. Монтобер предпочитал размашистый кроль. Ингрид пошла вдоль бассейна, приноравливаясь к движению Монтобера. Она ждала, когда он узнает ее между двумя вдохами. Он остановился, повернул к ней голову. В своих выпуклых очках для плавания он напоминал человека-муху, а выбритый череп делал его похожим на гладиатора. Она знала, что скоро он уткнется лицом в песок арены, но нисколько этим не гордилась. После той ночи в паркинге Ингрид куда меньше думала о вендетте, чем о том, как уцелеть.
— Лейтенант Дизель, какой сюрприз!
Она могла бы включиться в обмен колкостями, но не было никакого желания.
— Ты напрасно подослал к нам двух своих приятелей.
— Знакомых у меня хватает. Кого ты имеешь в виду?
— Авиньона и Орлеана. Или Орлеана и Авиньона, как хочешь.
— Я ничего не хочу и ничего не понимаю.
— Да ну? Расслабься, вспомнишь.
— Да ты просто свихнулась, бедняжка.
— Твоя записная книжка у нас. Лола собирается выкинуть ее в мусорный бак где-нибудь на улице. Целая стая светских львов на свалке. Ей от этого ни холодно ни жарко.
Он едва не выскочил из бассейна, чтобы придушить ее.
— Кем ты себя возомнила, козявка?
Все купаются, подумала Ингрид, оглянувшись. Пловцы плавают. Тренер наблюдает за пловцами. А во взгляде Монтобера плескались убийственные мысли. Казалось, они принесли ему облегчение, он продолжал ровным голосом:
— Ладно, понял. Ты хочешь вернуться на работу? Так и быть, я помирю тебя с Тимоти Харленом. А теперь верни мне мое добро и убирайся.
— Совершенно неправильная постановка вопроса.
— Ты что, всерьез считаешь, что можешь так разговаривать с человеком, который на «ты» с шишками из иммиграционной службы?
— С кем бы ты там ни был на «ты», это не дает тебе права преследовать нас.
— Ты бредишь!
— Авиньон, Орлеан. Не придумала же я такие имена. У этих типов слишком вульгарные методы для человека твоего класса.
— Да о ком ты говоришь?
— Подумай хорошенько. У тебя будет дурацкий вид, когда придется снова спрашивать номера телефонов у твоих дружков из высшего общества.
— Что было нужно этим типам?
— Узнать, на кого работала Алис. Они очень торопились, настолько, что готовы были пытать меня электрошокером.
Выражение лица Монтобера изменилось. Ингрид вдруг показалось, что его вот-вот стошнит. Она вспомнила слова Лолы. Если это Моитобер подослал к нам наемников, он бы выложил им всю подноготную. Но когда Орлеан снимал с тебя одежду, он кое-что сказал по поводу твоей татуировки.
— Опиши их.
— Главному лет пятьдесят с хвостиком. Рост средний, волосы седые, глаза голубые, близко посаженные, небольшой шрам на нижней губе. Второй повыше, худощавее, намного моложе, но начал лысеть.
— Это может быть кто угодно…
— Паскаль Грегорьо?
— Никогда не слышал о таком.
— Бывший сотрудник отдела по борьбе с наркотиками?
— Понятия не имею.
Голос был спокойный к нему вернулось самообладание, только глаза выдавали его волнение.
— В общем, чтобы получить обратно свое орудие труда, тебе нужно освежить память, — сказала Ингрид, отступая.
— Погоди! К этим типам я не имею никакого отношения!
— Трудно поверить в случайные совпадения. С тех пор как мы встретились с тобой, у нас сплошные неприятности.
— Вы сами на них нарываетесь. Мне нужна моя записная книжка. Сейчас же.
— Знаешь считалочку про пряничного человечка?
— За кого ты меня принимаешь?
— «Беги за мной, тебе меня не поймать, потому что я пряничный человечек».
И Ингрид понеслась к выходу.
Лола, смеясь, тронула машину с места. Монтобер вихрем вырвался из помещения, как был — в плавках, с плавательными очками на макушке. Не раздумывая, он бросился в погоню за автомобилем. В зеркале заднего вида он показался ей скорее решительным, чем разъяренным. Она проехала на красный свет, помчалась по улице Эмиль-Левель. Ингрид, не успев даже надеть кроссовки, уже копалась в спортивной сумке. В ней лежала драгоценная записная книжка Монтобера, а также его одежда, часы, документы, мобильник и деньги. И связка ключей.
— Странно, он всюду ходит со своим паспортом. Как бы то ни было, живет он на улице Трюфо, это рядом с улицей Батиньоль. Едем туда!
— Прямиком!
— Я прямо ожила с тех пор, как мы снова двигаемся.
— Я тоже, но было бы еще лучше, если бы не ломило так все тело.
Монтобер жил в спартанской однокомнатной квартире без компьютера и телевизора, тщательно убранной. Кровать, застеленная простой белой простыней, низкий столик с несколькими пуфами, ваза с тремя желтыми лилиями. Стены голые, если не считать двух полотен: портретов лысого усатого мужчины и красивой брюнетки со светлыми глазами. В книжном шкафу много сборников поэзии, книг по истории и о фотографии.
— Весьма познавательно! — констатировала Лола. — Монтоберу нравятся натюрморты. Особенно цветы. А все эти книжки о духах! Неудивительно, что он так легко определил, из чего состоят мои.
Ингрид ненадолго отвлеклась от платяного шкафа, который она энергично опустошала.
— Ты имеешь в виду букет в ванне «Астор Майо»?