Ингрид попыталась представить себе, как все произошло. Дочь Мориса приезжает одна в четырехзвездочный отель с костюмом Бритни в качестве багажа. Она элегантно одета, но встревожена и, войдя в свой номер, хочет убедиться, что он пустой и безопасный.
— Кто-то мог войти, — предположила она.
— Возможно, но это должен быть кто-то, кого она знала, учитывая принятые ею предосторожности. Бассейн и тренажерный зал тоже на 34-м. Поверьте, народу там полно. Так вот, никто же не видел, чтобы кто-то входил в 3406 номер.
— Ей подали шампанское.
— Ошибаетесь, она ничего не заказывала. Должно быть, принесла бутылку с собой.
В логике этому портье не откажешь. И кстати, он, как бы невзначай, назвал ей номер комнаты. Тут он отвлекся: к отелю на такси подъехала супружеская пара. Ингрид проскользнула в отель и села в лифт. Поднималась она вместе с группой японцев. Ингрид представила, как сидит под сакурой, поедая суши с земляными грушами, в обществе ворчуньи Лолы, и невольно улыбнулась. Лола не скупилась на язвительные замечания, но без нее осмотр места происшествия терял всякую остроту. Нужно было раздобыть действительно ценную информацию, чтобы убедить ее без разведки проникнуть на территорию Садового Гнома.
Номер 3406 была совсем рядом с фитнес-залом. Ингрид попались на глаза две женщины в халатах, затем потный мужчина в шортах, который отпер номер 3410 с помощью магнитного ключа. На двери номера 3406 не было печати. Ингрид предполагала, что увидит поперек двери желтую ленту криминалистов. Вероятно, специалисты спешили изо всех сил под нажимом дирекции, желавшей, чтобы отель поскорее вернулся к нормальной работе. Ей встретилось много спортсменов. Портье был прав: здесь без конца кто-нибудь ходит. Она дождалась горничной, толкавшей перед собой тележку для уборки.
— Я подруга близкого родственника Алис Бонен. — Ингрид улыбнулась широкой наивной улыбкой, как умела она одна.
— Извините, мадемуазель, но я не понимаю, о ком вы говорите.
— О молодой женщине, выпавшей из окна номера 3406.
— Администрация запретила нам разговаривать с журналистами.
— Я не из газеты. Меня зовут Ингрид Дизель. Я массажистка в Десятом округе.
Горничная смерила ее недоверчивым взглядом.
— Честное слово, — поклялась Ингрид, подняв правую руку. — Я делаю любой массаж: «шиацу», тайский, балинезийский, калифорнийский…
— И то сказать, с таким акцентом вы не можете быть французской журналисткой. Вы родственница того парнишки, который был свидетелем?
— Вовсе нет. Я вам сказала правду. Я здесь из-за отца Алис.
— Меня расстроила эта история. Такая молоденькая девушка.
— Вы убирались в номере?
— Да, но… администрация не хочет…
— А вы быстро покажите мне комнату. Ваши хозяева и знать ничего не узнают.
— Ну хорошо. Но не больше пяти минут.
Она открыла дверь, пропустила Ингрид вперед. Портье и на этот раз оказался прав: тут было шикарно, но холодно. Бежевые тона, абстрактные гравюры, в которых преобладал синий цвет. И окно с двойными бледно-желтыми портьерами.
— Нужна решимость, чтобы броситься отсюда.
— Думаю, она была очень несчастна, — сказала горничная.
Ингрид и бровью не повела — так легче всего побудить свидетеля говорить. Лола постоянно напоминала ей об этом. Горничная вошла в ванную. Она помедлила, потом, видя невозмутимое лицо Ингрид, указала на ванну.
— Когда я начала убираться, ванна была полна. Клиентка добавила в воду много пены. Рядом стоял почти пустой флакон.
— Принадлежащий отелю?
— Нет. Продукт высшего качества. Но…
— Но?
— Банными полотенцами так и не пользовались. И вот что еще странно — цветы.
— Цветы?
— Да, красивые цветы, они плавали в пене.
— Что бы это значило? — вслух размышляла Ингрид.
— Я подумала, что их подарил ей возлюбленный. Для него она прихорашивалась. Приняла душистую ванну, надела платье с блестками, принесла шампанское. Она предстала перед ним во всей красе, но он пришел только, чтобы сказать ей, что между ними все кончено. После его ухода она пила и плакала. И бросила букет в ванну. А после припадка ярости ее охватило…
— Отчаяние.
— Да, желание умереть. Она любила мужчину, который разбил ей сердце.
— Кто-нибудь видел этого человека?
— Нет, но иначе зачем было принимать ванну и наводить красоту — чтобы выброситься из окна? Между ванной и прыжком с высоты должно быть что-то… или кто-то.
— Телефонный звонок? — предположила Ингрид. — Попрощаться можно и по телефону. Такое случается. И нередко. В наши дни расстаются друг с другом даже par texto. [2]
— Не знаю. Меня так никто не бросал.
Выйдя на площадь Женераль-Кёниг, Ингрид некоторое время, задрав голову, разглядывала импозантный фасад отеля. Что предпринять дальше? Пойти выразить соболезнования Морису или подождать? Поделиться с Лолой выведанными в «Астор Майо» сведениями? А собственно, ради чего? Казалось, все указывало на самоубийство. Тем не менее Ингрид не могла заглушить слабый голосок, нашептывавший ей, что дело не чисто.
Алис Бонен играла роль двойника Бритни Спирс, рассчитывая получить серьезную роль. Зачем же тогда ей понадобилось кончать с собой, да еще подчеркнуто эффектно? И зачем запираться в номере, явно чего-то опасаясь, чтобы потом без колебаний прыгнуть с высоты? Дорогая пена для ванны, сценический костюм, шампанское. Горничная решила, что все это ради мужчины. Незнакомца, которого никто не видел, хотя в коридоре было полно спортсменов.
Приходится признать: в этом деле концы с концами не сходятся. Между упорством Алис, описанным ее отцом, и ее предполагаемым самоубийством; между романтическим исступлением, с которым она швырнула цветы в ванну, и эффектным появлением в «Астор Майо» было непреодолимое противоречие. У Ингрид от всего этого уже раскалывалась голова. Без Лолы ей трудно рассуждать логически. Но как привлечь Лолу к расследованию, когда так мало данных? Проще всего, наверное, будет встретиться с медбратом. Надо разобраться, не водит ли этот подонок мою дочь за нос. Ты прав, Морис. Попробуем.
Оказавшись на улице Клод-Вельфо, Ингрид пожалела, что отказалась от кальвадоса хозяина «Красавиц». В суматохе последних событий у нее вылетело из головы, что она ненавидит больницы. Размеры здания удивили ее не меньше, чем его ветхость. Больница Святого Фелиция была построена никак не позже эпохи Средневековья, уму непостижимо, зачем сохранять такую развалину в XXI веке.
Она не успела войти, как специфический запах ударил ей в нос. Вообще-то это были «чистые» запахи, но они невольно наводили на мысль о разложении. Американке казалось, что больница принадлежит перу Иеронимуса Босха. На поверхности здесь все в порядке, но внешность обманчива. В забытом закоулке трепещет жадный вихрь, готовый засосать вас и утащить в пятый круг ада. Ах, бедный, ни в чем не повинный посетитель! Он-то думает, что перед ним бело-зеленая реальность, но на самом деле где-то рядом пульсирует, просачиваясь в нее, красно-коричневый параллельный мир.