Роковой перекрёсток | Страница: 52

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Оберто? Который из двора Манон? Доктор, которого вы выследили в Сальпетриер?

— Да, только у него есть и другое имя, Дольбрез знакомил меня с ним в «Ша-Нуар». Похоже, разгадка совсем близко. Наш убийца как-то связан с медициной, он облил Элизе лицо кислотой, задушил Ноэми Жерфлер бинтом…

— Вы считаете, что это Оберто? А мне кажется, что убийца — Шарманса.

— Узнать наверняка мы сможем, только если припрем подозреваемых к стенке и заставим говорить. И времени у нас нет — они могут найти новые жертвы. Я предлагаю вот что…


…В ожидании Виктора Жозеф успел открыть лавку и продать любителю Золя подарочное издание «Денег» — восемнадцатого тома «Ругон-Маккаров». Кэндзи, который что-то писал у себя за конторкой, обернулся и поздоровался с компаньоном. Виктор, сняв шляпу, перелистал свой блокнот и хлопнул себя ладонью по лбу.

— Жожо! Я только что вспомнил: вы же еще не доставили том «Любовных стихов» Ронсара Саломее де Флавиньоль. Отправляйтесь туда немедленно. Это очень срочно.

— Можно мне взять извозчика? — спросил Жозеф.

Кэндзи недовольно приподнял брови:

— Если так пойдет и дальше, этот юноша скоро пустит нас по миру.

Виктор незаметно сунул приказчику записку и шепнул:

— Купите еще розу.

Жозеф ушел, покупателей не было, и Виктор решил воспользоваться моментом. Он отошел к бюсту Мольера и стал внимательно разглядывать своего приемного отца.

— Что это вы так пристально на меня смотрите? Хотите загипнотизировать? — не выдержал японец, которому стало не по себе.

— Скажите, Кэндзи, вы верите в загробную жизнь?

— Вы считаете, что сейчас подходящее время для обсуждения этой темы?

«Любовь. Я ее нашла. Ты поймешь. Подчинись зову сердца. Ты возродишься, если разорвешь цепь».

— Вы что, заболели? Какая муха вас укусила? — Кэндзи положил ручку и встревоженно посмотрел на Виктора.

— Помните, я рассказывал, что когда расследовал дело Одетты де Валуа, встретил у мадам де Брике медиума Нуму Уиннера? Он сказал, что это слова моей покойной матушки, которая говорила его устами.

— Чушь какая-то!

— Год назад я и сам так считал. Но сейчас изменил свое мнение. Ответьте, только честно: это с вами моя мать нашла любовь?

Если бы Виктор не знал Кэндзи так хорошо, тому удалось бы ввести его в заблуждение. Но, хотя лицо японца оставалось непроницаемым, он сильно побледнел и потянулся к галстуку, чтобы ослабить узел. Такая реакция говорила сама за себя.

— А что если и так? — спросил он с вызовом.

— Я был бы счастлив это узнать.

— Правда?

— А еще больше обрадовался бы новости о том, что ваша… дочь доводится мне сводной сестрой.

Услышав эти слова, Кэндзи явно смутился. Он встал и принялся с озадаченным видом мерить шагами пространство между камином и прилавком.

— Она все знает, — Кэндзи указал подбородком наверх, — и вам рассказала.

Виктор сделал вид, что не понимает, о чем идет речь.

— Да что вы! Если допустить, что матушка и вправду отправила мне послание с того света, то, согласитесь, содержание его весьма туманно. Но я часто о нем думаю. Вы рассказали мне, что Айрис ваша дочь, потом я заметил едва уловимое сходство и…

Виктор замолчал, услышав на лестнице тяжелые шаги Жермены.

— Если моя стряпня вам не по вкусу, — выпалила она, уперев руки в боки, — я могу уволиться, а вы питайтесь бульонами Дюваля.

— Да что вы, Жермена, — попытался успокоить кухарку Виктор.

— Все, мсье Легри, с меня хватит! Вы слишком привередливы!

— Я? С чего вы это взяли, Жермена?

— Не притворяйтесь, что не поняли! Вы и дома-то почитай что и не едите. А ваша гостья, мсье Мори…

— Чем вас обидела мадемуазель Айрис, скажите на милость? — спокойно спросил Кэндзи.

— Сердобольная слишком! Тоже мне выискалась покровительница овец! Она, видите ли, не будет есть мясо ягненка, потому что его убивают совсем маленьким. Еще немного, и она обвинит меня в том, что я ем детей! Вчера отказалась есть телятину, позавчера — курицу! А я-то чуть свет тащусь на рынок, чтобы купить все самое свежее. И вместо благодарности — одни сплошные обвинения!

— Вы совершенно правы! Я поговорю с Айрис. А пока что сварите ей яйцо всмятку, я обещаю вам съесть двойную порцию вашего…

— Моего рагу из баранины по-наваррски? — просияла Жермена. — Ах, мсье Мори, если бы не вы, я бы уже давным-давно взяла расчет…

— Точно! Навар его фамилия! — воскликнул Виктор, хватая шляпу. — Спасибо вам, Жермена! — крикнул он уже в дверях лавки.

— Ну, что я вам говорила! Опять он умчался обедать в ресторан, — насупилась кухарка.

— Куда вы? — крикнул Виктору вслед Кэндзи, недовольный, что опять остался в лавке один. — Стоило нам в кои-то веки начать серьезный разговор…

— Серьезный разговор? И о чем же?

Кэндзи обернулся. Жермена уже топала вверх по лестнице, а перед ним стояла Айрис и лукаво улыбалась.

* * *

Спрятавшись в арку, чтобы хоть как-то укрыться от дождя, Жозеф неотрывно наблюдал за входом в «Ша-Нуар». Наконец появился Виктор с зонтом.

— Простите, что я так задержался. Вы застали мадемуазель Таша?

— Да, она обрадовалась Ронсару и особенно розе.

Они постучали в дверь, и на пороге появился швейцар в серой блузе и с метелкой из перьев. Он окинул посетителей подозрительным взглядом.

— Что вам угодно?

— Здравствуйте! Я журналист, пишу статью о деятелях искусства, которые у вас собираются.

— Сейчас закрыто, приходите вечером, — проворчал швейцар, закрывая дверь.

— Но ведь вечером вы будете заняты и не сможете ответить на мои вопросы.

Дверь вновь широко распахнулась.

— Я? Так вы со мной хотели поговорить? — удивился швейцар.

— Конечно, — заверил его Виктор.

— Тогда другое дело, проходите, только тут не убрано. Минувшей ночью у нас такое творилось: наши посетители схватили случайного прохожего, завернули в скатерть, притащили в Зал стражи и заставили распевать с ними песни…

— Скажите, — перебил его Виктор, — что это у вас за форма?

— Это самый настоящий костюм церковного привратника, — хвастливо заявил швейцар, — набалдашник трости из чистого серебра, а за алебарду мне вообще пришлось выложить целое состояние.

— Ох и эффектно же вы, должно быть, смотритесь! Уверен, лучше вас на эту роль никого не найти, — подыграл Виктору Жозеф.

Швейцар горделиво выпрямился.