— Анатоль! Анатоль!
Мадам Блаветт молча встала и закрыла дверь.
— С тех пор вы больше не видели Мари? — спросил Виктор.
— Никогда.
— И не знаете, что с ней сталось?
— Она помирилась со своим фокусником. Они сделали новый номер и представляли его несколько месяцев, а потом решили попытать удачи в Америке. Мари сообщила, что уезжает, и пообещала писать мне. Десять лет прошло, но я так и не получила от нее весточки.
— А как звали фокусника?
— Медерик Делькур. Он выступал в театре «Робер-Уден» [29] , что на бульваре Итальянцев в доме № 8. Одна моя соседка недавно водила туда внука. Два года назад театр перешел к другому хозяину, и они теперь дают довольно забавные представления. Соседка показала мне программку, и среди имен артистов я нашла Батиста Делькура, должно быть, родственник того самого…
Виктор сердечно поблагодарил мадам Блаветт и пообещал прислать ей подписанный экземпляр своей книги «Самые великие криминальные тайны», как только допишет и издаст ее.
Во время вылазки в Бельвиль он нагулял аппетит, но решил сэкономить время и перекусил двумя круассанами и кофе со сливками. Выйдя на Большие бульвары, он на мгновение ощутил себя деревенским жителем, неожиданно оказавшимся в самой гуще бурной столичной жизни. Копыта лошадей цокали по мостовой, переругивались возницы, разносчики распевали куплеты, зеваки сидели на террасах кафе, глазея на прохожих.
Виктор задержался под навесом театра «Робер-Уден»: до начала утреннего представления оставалось еще полтора часа. Он взбежал на третий этаж, к кассам, где молодой человек в рубашке с засученными рукавами, весело насвистывая, прикреплял к стене афишу.
— Мы еще закрыты, — сообщил он.
— Знаю, мне нужно поговорить с мсье Батистом Делькуром.
— У вас назначена встреча?
— Нет, я пишу статью о магии и хотел бы взять у него интервью.
— Тогда вам лучше побеседовать с мсье Жоржем Мельесом, он вам много чего может рассказать. Не знаю, согласится ли мсье Делькур поговорить с вами, он сейчас репетирует, вон там.
Виктор вошел в темный зал, и прямо у него на глазах вдруг ожил полотняный экран. Проехал поезд, взлетела в небо голубка, взмыл шлагбаум переезда, подбросив вверх козу.
«Пластины из цветного стекла. Весьма изобретательно! Специальная система создает иллюзию движения», — подумал Виктор.
— Какого черта вы здесь делаете? — прозвучал недовольный голос из глубины зала.
Занавес отдернули, и свет ослепил Виктора. Седовласый мужчина стоял перед треногой с волшебным фонарем.
— Я ищу Батиста Делькура.
— Считайте, что нашли.
— Мне посоветовала встретиться с вами мадам Блаветт. Я пишу о самых громких уголовных процессах последнего десятилетия и хочу посвятить главу Мари Тюрнера. Она уехала в Америку с человеком по имени Медерик Делькур. Не член ли он вашей семьи?
— Двенадцать лет назад у меня был сценический псевдоним — Медерик Великий. Теперь я Батист. Послушайте, мсье не-знаю-как-вас-там, все это осталось в прошлом. Я тогда достаточно дерьма нахлебался и не хочу снова во всем этом копаться.
— Понимаю и прошу простить меня за то, что пытался обмануть вас. Никакой книги я не пишу. Меня зовут Виктор Легри, и мне жизненно необходимо поговорить с вами о Мари. Она вернулась в Париж. Больше я ничего сказать не могу, но мне очень нужна ваша помощь. Мари в опасности. Я хочу защитить ее, но для этого мне нужно узнать некоторые детали ее прошлого.
— Вы из полиции?
— Конечно, нет, с чего вы взяли?
— А с того, что я не верю ни единому вашему слову! Говорите, она в большой опасности? С чего бы это? Вы что, ее нынешний дружок? Если так — мне вас жаль. Так и быть, старина, я уделю вам полчаса. Можете угостить меня стаканчиком.
На вид Батисту Делькуру можно было дать около пятидесяти: жесткие седые волосы, усталые глаза за стеклами очков, лицо бороздят глубокие морщины. Он сидел, поставив локти на стол, и цедил слова, медленно, с трудом:
— Так любишь только раз в жизни, вы вряд ли меня поймете. Я понял, что погиб, как только ее увидел. Мне следовало бежать сломя голову, но я дал слабину. Она стала моей ассистенткой. Я не смел даже лишний раз взглянуть на нее, не говоря уж о том, чтобы прикоснуться. Однажды я набрался храбрости обнять ее. О, не подумайте ничего дурного! Мари оттолкнула меня — я был слишком стар для нее. Я ведь и правда годился ей в отцы. Она ушла от меня и стала работать в парикмахерской. Как только выдавалась свободная минутка, я шел к салону и пытался разглядеть ее через стекло витрины. Поджидал у выхода. А потом появился Данте и произошло убийство. Вы в курсе?
— Более или менее.
— Я писал ей, посылал передачи до и после процесса. Дал на суде показания в ее пользу. Когда Мари оправдали, она согласилась вернуться ко мне: больше ей некуда было пойти, ее бабушка умерла. Я учил Мари моему ремеслу, готовил с ней номера: «Женщина, разрезанная надвое», «Волшебная трость», «Бездонный шкаф» и много чего еще… Мари схватывала все на лету. Я научил ее быстро менять сценические костюмы. Наши выступления имели успех, и один импресарио предложил мне турне по Соединенным Штатам. Мари уговорила меня согласиться: она во что бы то ни стало хотела покинуть страну, где ей сломали жизнь. Да и деньги нам посулили очень хорошие. Мы отплыли на «Америке», в октябре 1880-го, и по воле случая путешествовали в обществе Сары Бернар, ее тоже пригласили на гастроли. Несколько раз мы видели вдову президента Линкольна, и это было незабываемо. Но главное, чем мне запомнилось то плавание, — Мари впервые отдалась мне.
Он замолчал, протер очки и снова водрузил их на нос. Его коньяк оставался нетронутым.
— Я был счастлив, весь мир лежал у моих ног: Нью-Йорк, Бостон, Цинциннати, Батон-Руж, Новый Орлеан. Потом была Мексика — Тампико, Мехико, Веракрус. В конце концов мы оказались в Колумбии, в Панаме, прибыли к началу работ по закладке канала. Мадемуазель де Лессепс, дочь знаменитого инженера, пригласила нас участвовать в празднествах. Скажите мне, где сейчас Мари?
— Не знаю. Я надеялся, что вы меня просветите на сей счет.
— Мне пора, проводите меня?
Они прошли через фойе, где уже знакомый Виктору молодой человек расставлял стулья.
— Если любите магию, мсье, загляните в антракте в зеркало Калиостро: увидите, как изменится в нем ваше отражение, — сказал Виктору он. — А потом… но это сюрприз! Мсье Мельес и впрямь гений.