Примерно в это время к домику-дикобразу подходила Сюзаннина соседка Полина Драпье, обитательница ярмарочного фургона. Десятью минутами раньше Полина спохватилась, что на омлет ей недостает ровно трех яиц, накинула жакет и, бросив жилище на попечение двух мальчуганов, своих учеников, которых она оставила заночевать после уроков чистописания и счета, побежала к мадам Арбуа. Мальчики жили на улице Дюранс, отправлять их домой в столь поздний час было опасно, да и родители их, супруги Селестен, были к Полине добры и платили ей щедро — уж очень им хотелось дать отпрыскам хорошее образование, чтобы Альфреда и Людо минула скорбная семейная доля бродячих циркачей.
Полина Драпье подняла уже руку, собираясь постучать в дверь, — и опустила. В доме у мадам Арбуа кто-то был… Мужчина? Или женщина?
Через расколотые стекла отчетливо доносился голос хозяйки:
— Раненько вы заявились, не готово у меня еще, вот завернуть осталось. Присядьте пока. Выпьете чего-нибудь?
Ответа не последовало, и мадам Арбуа продолжила:
— Вы ведь мне дюжину заказали, верно? По одному су за каждую. Корзинку-то принесли? — Она подошла к раковине.
Заскрипел стул. Уродливая тень скользнула по потолку, две руки схватили старуху сзади за шею, и пальцы начали сжиматься, сжиматься…
Мадам Арбуа кулем осела на пол.
Все произошло так быстро и в такой страшной тишине, что Полина не сразу сумела осознать случившееся у нее на глазах. Она пошатнулась и ухватилась за стену из крошащегося песчаника, дырчатую, как губка. Посыпались мелкие осколки камня.
— Ой, — прошептала девушка. — Ой-ёй-ёй. — И, перепугавшись, что выдала свое присутствие, метнулась в колючие кусты, растянулась на земле, лихорадочно прислушиваясь. Но в ушах отдавались лишь стук зубов и прерывистое дыхание — ее собственное.
Полина медленно сосчитала до пятидесяти. Надо рискнуть во что бы то ни стало! Один шанс из десяти. Или из ста?.. Нечеловеческим напряжением воли она заставила себя подняться. Бежать! Но неведомая сила не пустила ее. Девушка пригнулась, сложившись чуть ли не вдвое, скользнула к садовой стене и притаилась за кустом сирени.
Керосиновая лампа осветила крольчатник и колодец, через борт которого в следующий миг тень перекинула безжизненное тело старухи. Полина услышала приглушенный всплеск. Сейчас она не смогла бы закричать, даже если бы на это отважилась.
Тень пристроила на место крышку колодца, подкинула в руке молоток и, достав из кармана гвозди, принялась заколачивать «гроб».
Возле куста сирени стояла уборная, Полина сунулась в открытую дверцу, вцепилась обеими руками в метлу — хоть какое-то средство защиты, пусть и неизвестно от чего…
Свет у колодца сделался не таким ярким — тень двинулась к дому и исчезла за дверью кухни. Полина мельком увидела плащ с капюшоном, но лица разглядеть не смогла.
А тень уже переместилась за окном дома-дикобраза обратно к двери. Распахнулась створка. Качнувшись на пороге, тень неверной походкой побрела прочь и растворилась в ночи.
Наконец-то Полина осмелилась выбраться из своего убежища. Подол юбки шелохнулся, будто кто-то его задел, и девушка вскрикнула. Кот! Отогнав Господина Дюверзьё, который жался к ее ногам, она шагнула к колодцу и заметила на краю белый прямоугольник. Конверт, случайно выроненный тенью?.. Схватив его, Полина со всех ног помчалась к ярмарочному фургону.
Мальчики спали. На дне стакана оплывал огарок свечи. В фургоне было тесно, всей мебели — шкафчик из болотной сосны, столик, табурет, спиртовка, узкая кушетка и полка с несколькими школьными учебниками.
Полина разорвала конверт — из него вывалилась открытка:
Приглашаем Вас
на необыкновенное представление «Коппелии», [2]
каковое будет дано в Опера
в среду 31 марта 1897 года, в 9 часов вечера.
И ни имени, ни адреса.
Обратиться в полицию? Будет расследование, не избежать допросов, а там, глядишь, она из свидетельницы превратится в подозреваемую… Полина засунула приглашение между страницами «Франсинэ», [3] по которой учила своих подопечных читать (это был сборник весьма наставительных текстов, призванный воспитывать благонамеренных граждан), сняла жакет, провела по нему ладонью, стряхивая пыль, — и похолодела. Карточки бон-пуэн! [4] Исчезли! Полина точно помнила, что она их пересчитывала, перед тем как пошла за яйцами для омлета к мадам Арбуа. Да, перевязала стопку ленточкой и, надевая жакет, машинально сунула ее в карман… Карточек было ровно восемнадцать. Полина обшарила карманы. Ни одной! Лихорадочно обыскала фургон. Как сквозь землю провалились! Нахлынула волна вопросов. Где она их потеряла? По дороге к соседке? На обратном пути? У дома, в котором произошло убийство? Вернуться туда? Но на это не было ни сил, ни смелости. А если карточки уже нашла тень? Трудно ли ей будет отыскать и обронившую их учительницу?..
Девушка так сильно сжала кулаки, что побелели костяшки пальцев.
Безвольно опустившись на кушетку рядом с посапывающими во сне мальчиками, она до самого рассвета невидяще смотрела на небо в проеме люка на потолке…
Пятница, 12 марта
Небо выплескивало на город очередную порцию ливней, и дождевые струи снова колыхались над ним блеклым занавесом, вода гудела в желобах. Когда дождь утихал, за парижан принимался ветер, налетал порывами, раздавая мокрые оплеухи, и прохожие невольно втягивали голову в плечи. Все мечтали об одном: поскорее дождаться ночи и свернуться калачиком на перине под одеялом, а к ногам положить грелку. Мечта воплощалась, разумеется, у всех, кроме бездомных.
Рассеянный свет пролился на купол дворца Гарнье, [5] стёк по карнизу, на котором уже ворковали голуби, и добрался до слухового окна. За этим оконцем, надежно укрытый от непогоды, зашевелился ворох тряпья.
— Шалюмо… Шалюмо… Мельхиор Шалюмо… — забормотал маленький человек.