— В какой больнице?
— Я ничего об этом не знаю. Тотор молчит, как рыба!
«Решительно, куда ни закинь удочку — всюду попадается эта проклятая рыба! Придется идти в замок с призраками», — подумал Жозеф.
Он сбился с пути и сориентировался только дойдя до колодца с конической крышей, из которого брали воду жители квартала Бют-о-Кай. Повернул назад. Выйдя на бульвар Италии, а затем на улицу Корвизар, заметил наконец аллею, ведущую к зарослям кустарника, которую окрестил «Автономной территорией Пиньо, известного французского географа».
Он шагал взад-вперед по тротуару, пока не улетучились последние прохожие, и только тогда углубился в чащу. Пока не было необходимости зажигать свечу, меркнущего дневного света было достаточно, чтобы прокладывать себе дорогу. Он вооружился веткой, чтобы раздирать ею стебли плюща и ломоноса, обвившиеся вокруг деревьев. Казалось, этот зеленый ад ждал его прихода, он словно вбирал его в себя, тут же скрывая его следы.
— Вот булыжники Виктора. Здесь я увяз в грязи, до сих пор видны мои следы. Только бы не угодить в болото! А вдруг я что-нибудь себе сломаю, или меня укусит змея, или я окажусь в зарослях ядовитого плюща? Нужны крепкие ноги, чтобы дойти до конца этого проклятого лабиринта, он то поднимается вверх, то спускается. Я бы здесь все выровнял, засыпал землей и построил диспансер или школу, где местным жителям станут вдалбливать, что их предки были галлами.
Он без конца терял равновесие, бранился и, не заметив ступеньку, покрытую опавшими листьями, чуть не врезался в акацию. Мох, выстилавший аллею, был пропитан водой сильнее, чем саварен — ромом. [82] В мокрых насквозь ботинках он осмотрел водоем, где плавало что-то, напоминавшее куски пробковой коры. Присмотревшись, он понял, что это дохлые рыбы.
— Это еще что за дрянь? Морда как у шакала… Отвратительно! Сюда бы санитарную службу, чтобы вычистить всю эту зловонную клоаку. И поставить аптечный киоск, в котором бесплатно раздавали бы хинин. А это что посередине?
Он прищурился, чтобы рассмотреть что-то вроде островка, на котором возвышалась облезлая статуя с воздетыми к небу руками.
— Ну, голубушка, тебя немного подштукатурят, а потом наденут на голову симпатичный фригийский колпак, чтобы все помнили достижения Республики. А аборигены будут возлагать к твоим ногам кокосовые орехи.
Пока он ступал по доскам и щебню, у него между ног проскочила лесная мышь. Жозеф зажег свечу, капля воска обожгла запястье. Боевое ранение.
Парк поредел, над деревьями показалась острая крыша дома. Приближаясь, Жозеф различил двух львов, сидящих на задних лапах.
Даже самые отважные завоеватели делают передышки, чтобы записать свои наблюдения, которыми будут наслаждаться потомки.
Он прикрепил свечу к лапе одного из львов, чтобы сумбурно описать неизведанные земли, на которые ступил.
Ну и куда ему идти?
Он решил направиться к центральному зданию. Ветхая дверь отворилась, стоило ее посильнее толкнуть. Он вошел и закашлялся от зловония. Справа находилась просторная комната с тремя окнами без рам. Из мебели здесь имелся только деревянный ящик, перевернутый так, чтобы получилось подобие стола. На него были брошены какие-то засаленные тряпки. Рядом лежал мятый перегонный куб. Слева обнаружилась темная узкая комната. Скрипучий паркет был покрыт слоем земли и камешков. Свеча осветила матрас, из которого с шумом высыпалась целая ватага крыс.
Мерзкое отродье!
Коридор заканчивался лестницей с железными перилами. Ступени были такими ветхими, что он боялся, как бы они под ним не провалились. Тем не менее он дошел до лестничной площадки, а следующий пролет привел его на второй этаж, где все было так же, как на первом.
На западной стороне располагалась такая же пустая комната, как и внизу, с той лишь разницей, что ставни, хоть и поломанные, здесь были закрыты. Со стен свисали лоскуты обоев, а пол был усеян отбросами, некоторые из них, казалось, были органического происхождения. Отблеск свечи скользнул на облупившийся потолок, пробежал по пыльному лоскуту, который, должно быть, когда-то был обивкой. Пахло плесенью и грибами. Взгляд привлек какой-то зеленый стебелек. Он нагнулся. Это была тонкая бархатная ленточка, которую он поднял и положил между страницами блокнота.
В восточном крыле воздух был таким спертым (ставни давно были плотно закрыты), что Жозеф зажал нос. Камин с крохотным очагом и два заколоченных стенных шкафа свидетельствовали о давнем отсутствии человека.
— Отличные декорации для двойного убийства на улице Морг, — проворчал он, рассматривая одно из заколоченных окон.
Ему стало любопытно, какой вид открывался бы из окна, если бы не мешали ставни. Наверное, он увидел бы сад и крышу вычурного левого крыла. Надо будет наведаться туда чуть позже.
Пламя свечи позволило ему прочесть надписи, нацарапанные углем. Большинство из них были непристойными, некоторые дополнялись рисунками, имевшими целью пояснить утверждения, касающиеся анатомических подвигов, которые индивиды мужского пола намеревались совершить в неопределенном будущем. На разрушенном карнизе виднелась надпись, отличавшаяся от этих постыдных обещаний:
Марсель Топен, катафалк на колесах! [83]
Жозеф презрительно фыркнул, переписывая в записную книжку эти свидетельства примитивной культуры. Ему хотелось поскорее убраться отсюда, тем более что пауки, которым, похоже, нравилось в этом законопаченном помещении, все здесь оплели своими сетями.
Но он не успел никуда уйти, так как внезапно он услышал шум, и, похоже, это были чьи-то шаги. Жозеф остановился, придя в ужас от мысли, что он отрезан от цивилизации, заперт в этой мрачной постройке, проглотившей и переварившей одного за другим всех предыдущих обитателей. Призраки вновь вступали во владение этим местом, куда они вернулись из-за вторжения чужака. Здесь было что-то сверхъестественное, и учащенный пульс Жозефа это подтверждал. Окна отказывались открываться, а у подножья лестницы притаилось чудище, созданное, вероятно, при помощи обряда вуду.
Жозеф никак не мог вдохнуть воздух. Стоит ли подниматься выше? С дрожью в коленях он уже хотел было на это решиться, когда вдруг понял, что ритмичный шум, столь напоминающий шаги, раздается как раз с верхнего пролета.
Близость опасности привела его в чувство. Он стал тихо пробираться вперед. Незваный гость бродил у него над головой. Кажется, этот призрак носил страшно тяжелые ботинки.
Свет, окруженный оранжеватым ореолом, мелькнул на этаже. Жозеф загасил свечу и пригнулся. Кто-то спускался, насвистывая. Жозеф знал мотив: эту колыбельную пела ему каждый вечер мать, не осознавая, что порождает в малыше чувство страха. Но слов было уже не вспомнить.