– Ты ошибаешься, Лен. Лоуренс знал, что часы переставлены. «Чтобы наш падре никуда не опаздывал», – он всегда так говорил. Лоуренс никогда бы не стал переставлять их обратно на восемнадцать двадцать две. Он бы поставил стрелки на более вероятное время – без четверти семь, например.
– Он мог и не знать, когда Протеро пришел в дом. Мог и просто забыть, что часы переставлены.
Гризельда не сдавалась:
– Нет уж, коли дело доходит до убийства, всегда ужасно стараешься вспомнить каждую мелочь.
– Откуда тебе знать, дорогая моя, – мягко заметил я. – Ты никогда никого не убивала.
Не успела Гризельда ответить, как на скатерть легла чья-то тень и мы услышали негромкий, очень приятный голос:
– Надеюсь, я не помешала? Простите меня, ради бога. Но при столь печальных обстоятельствах, весьма печальных обстоятельствах...
Это была наша соседка, мисс Марпл. Мы вежливо ответили, что она нисколько не помешала, и она, приняв наше приглашение, переступила через порожек двери; я пододвинул ей стул. Она была настолько взволнована, что даже слегка порозовела.
– Ужасно, не правда ли? Бедный полковник Протеро! Человек он был не такой уж симпатичный, и душой общества его никак не назовешь, но все равно это очень, очень грустно. И убит прямо здесь, у вас в кабинете, как мне сказали?
Я ответил утвердительно.
– Но ведь нашего дорогого викария в тот час не было дома? – продолжала допрос мисс Марпл, обращаясь к Гризельде.
Я объяснил, почему меня не было.
– А мистер Деннис сегодня не завтракает с вами? – спросила мисс Марпл, оглядевшись.
– Деннис вообразил себя великим сыщиком, – сказала Гризельда. – Чуть не сошел с ума от радости, когда обнаружил какой-то след на клумбе. Наверно, понесся в полицию с этой потрясающей вестью.
– Боже, боже! – воскликнула мисс Марпл. – Какой переполох, подумайте. И мистер Деннис уверен, что знает убийцу. Впрочем, каждый из нас считает, что знает виновника преступления.
– Вам кажется, что это настолько очевидно?
– Нет, моя душечка, я вовсе не думаю этого. Я хотела сказать, что каждый из нас думает о разных людях. Оттого-то так важно иметь улики. Взять хоть бы меня – я совершенно уверенаа, что знаю, кто это сделал. Но, должна признаться, у меня нет ни одной, самой ничтожной улики. И я знаю, что в таких случаях нужна исключительная осмотрительность – всякое необдуманное слово может быть сочтено клеветой, а это ведь подсудное дело, не так ли? Я решила вести себя как можно более осторожно с инспектором Слаком. Он велел мне передать, что зайдет сегодня утром, но только что звонил и сказал, что надобность в этом отпала.
– Должно быть, после ареста надобность и вправду отпала, – заметил я.
– После ареста? – Мисс Марпл наклонилась вперед, и щеки у нее от волнения зарделись. – Про арест я ничего не знала!
Неслыханное дело, чтобы мисс Марпл не знала того, что известно нам. Я к этому не привык и нисколько не сомневался, что она в курсе самых свежих событий.
– Боюсь, что мы говорили о разных вещах, – сказал я. – Да, они взяли под арест молодого Лоуренса Реддинга.
– Лоуренса Реддинга? – казалось, мисс Марпл не может прийти в себя от удивления. – Ни за что бы не подумала!..
Гризельда живо подхватила:
– А я и теперь не думаю! Не верю, и все, хотя он сам признался.
– Признался? – повторила мисс Марпл. – Вы сказали, что он сам признался? Ах, теперь я вижу, что ничего не понимала, вот беда...
– Мне все кажется, что произошел какой-то несчастный случай, – сказала Гризельда. – А тебе, Лен? После того как он сам пришел в полицию и признался, я это почувствовала.
– Он сам явился в полицию, вот как?
– Да.
– Ох, – сказала мисс Марпл, переводя дыхание. – Как я рада, как я рада!
Я взглянул на нее, не скрывая удивления.
– Мне кажется, это говорит об искреннем раскаянии, – сказал я.
– Раскаяние? – Мисс Марпл была поражена. – Только не говорите, дорогой мой викарий, что вы верите в его виновность!
Настала моя очередь окаменеть от удивления.
– А как же, если он сам признался...
– Конечно, это лучшее доказательство его невиновности, не так ли? Ясно, что он полковника не убивал.
– Только не мне, – сказал я. – Может быть, я туповат, но мне абсолютно неясно. Если человек не совершал убийства, не вижу никакой причины, которая могла бы заставить его взять вину на себя.
– О, что вы! Разумеется, причина есть, – сказала мисс Марпл. – Естественно. Причина всегда есть, не правда ли? А молодые люди – это такие горячие головы и частенько готовы поверить в самое дурное. – Она обратилась к Гризельде: – А вы согласны со мной, душечка?
– Я... Я не знаю, – призналась Гризельда. – Прямо не знаю, что и подумать. Нет никакой причины, чтобы Лоуренс вел себя как полный идиот.
– Если бы ты видела его лицо прошлым вечером... – начал я.
– Расскажите мне, – попросила мисс Марпл.
Я рассказал о своем вчерашнем возвращении домой, и она выслушала меня с глубоким вниманием. Когда я кончил рассказ, она заговорила сама:
– Признаюсь, я частенько по глупости воспринимаю все не так, как следовало бы, но на этот раз я вас совсем не поняла. Мне кажется, что если уж молодой человек задумал такое черное дело – отнять жизнь у своего ближнего, то после этого он не станет приходить в безумное отчаяние. Это было бы заранее обдуманное, хладнокровное преступление. Убийца мог бы нервничать и совершить какой-нибудь мелкий промах, но не думаю, что он пришел бы в такое неистовство, как вы описали. Нелегко вообразить себя на месте другого человека, но я не представляю, что могла бы настолько потерять власть над собой.
– Мы не знаем всех обстоятельств, – возразил я. – Если они поссорились и Лоуренс выстрелил под влиянием приступа ненависти, то после он мог прийти в ужас от того, что натворил. Признаюсь, мне хотелось бы так думать.
– Знаю, дорогой мистер Клемент. Мы хотели бы все видеть в определенном свете. Но ведь приходится соглашаться с фактами, каковы бы они ни были, правда? А мне кажется, что факты никак нельзя подогнать под ваше объяснение. Прислуга ясно показала, что мистер Реддинг пробыл в доме минуту-две, а этого, конечно, недостаточно для такой ссоры, какую вы себе представили. Кроме того, как я поняла, полковнику выстрелили в голову, когда он писал записку – по крайней мере, так говорит моя служанка.