– Мне позвонили...
– Когда?
– Вчера днем – точнее, ближе к вечеру. Около половины седьмого. Я подошла к телефону, ни о чем не подозревая. И на меня тут же посыпались грязные оскорбления, угрозы...
– А в каких словах это выражалось?
Миссис Прайс Ридли слегка порозовела.
– Я отказываюсь их повторять.
– В нецензурных выражениях, – сообщил констебль, слегка приглушая свой рокочущий бас.
– Вы услышали площадную брань?
– Смотря что называть площадной бранью.
– А вы поняли, о чем идет речь? – спросил я.
– Разумеется, поняла.
– Значит, никакой грубой брани не было, – сказал я.
Миссис Прайс Ридли подозрительно взглянула на меня.
– Утонченная леди, естественно, не может быть знакома с грубой бранью, – пояснил я.
– Да нет, никаких дурных слов не было, – сказала миссис Прайс Ридли. – Вначале я даже попалась на удочку. Приняла за обычный разговор. Потом это... э-э... лицо перешло к личным оскорблениям.
– Оскорблениям?
– Да, это были ужасные оскорбления. Я так перепугалась!
– Угрожали вам, да?
– Да. А я не привыкла, чтобы мне угрожали.
– А чем они вам угрожали? Речь шла о телесных повреждениях?
– Этого бы я не сказала.
– Боюсь, миссис Прайс Ридли, что вам придется быть несколько более откровенной. Чем именно вам угрожали?
Миссис Прайс Ридли явно не хотелось отвечать на этот вопрос.
– Точно не могу вспомнить. Я так переволновалась. Но под конец, когда я была уже совсем вне себя, этот негодяй расхохотался.
– Голос был мужской или женский?
– Голос дегенерата, – авторитетно заявила миссис Прайс Ридли. – Неестественный, я бы сказала. То грубый, то писклявый. Очень странный голос.
– Наверно, обычный розыгрыш, – утешил ее полковник.
– Если и так, то преступный розыгрыш – у меня мог случиться разрыв сердца!
– Мы постараемся все выяснить, – сказал полковник. – Верно, инспектор? Проверьте, откуда звонили. Вы не могли бы сказать нам более определенно, что он говорил, миссис Прайс Ридли?
В глубине души миссис Прайс Ридли началась жестокая борьба. Скрытность боролась с мстительностью. Мстительность возобладала.
– Конечно, это должно остаться между нами, – начала она.
– Разумеется!
– Это существо сказало – я вряд ли смогу повторить эти слова...
– Ничего, ничего, – ободряюще вставил полковник Мельчетт.
– Вы зловредная старая сплетница! Я, полковник Мельчетт! Я – старая сплетница! Но на этот раз вы зашли чересчур . Скотленд-Ярд вас притянет к суду за клевету.
– Понимаю, как вы разволновались, – заметил полковник Мельчетт, покусывая усы, чтобы скрыть улыбку.
– Попридержите , а то вам будет худо, и очень худо. Не могу вам передать, с какой угрозой это было сказано. Я еле выговорила: «Кто вы?», вот так, и голос ответил: «Мститель». Я слабо вскрикнула. Слово прозвучало так жутко. А потом – потом оно засмеялось! Засмеялось! Это я точно слышала. И все. Я слышала, как оно повесило трубку. Конечно, я тут же позвонила на коммутатор, узнать, откуда звонили, а они сказали, что понятия не имеют. Вы же знаете, какие там барышни. Ужасающе грубые и черствые.
– О да, – сказал я.
– Я просто лишилась сил, – продолжала миссис Прайс Ридли. – Нервы были так взвинчены, что, когда в лесу раздался выстрел, я буквально подскочила на полметра, уверяю вас. Можете себе представить!
– Выстрел в лесу? – насторожился инспектор Слак.
– Я была в таком состоянии, что он мне показался выстрелом из пушки. О, воскликнула я и без сил упала на софу. Клара была вынуждена принести мне стаканчик терносливовой наливки.
– Ужасно, – сказал Мельчетт. – Ужасно. Для вас это было тяжкое испытание. Выстрел был очень громкий, как вы сказали? Как будто стреляли поблизости?
– Мне это показалось, у меня нервы не выдержали.
– Конечно. Я понимаю. А в какое время вы слышали выстрел? Нам нужно знать, чтобы проследить, кто звонил.
– Примерно в половине седьмого.
– А более точно вы не могли бы сказать?
– Видите ли, маленькие часы у меня на камине только что отзвонили половину часа, и я сказала себе: «Эти часы опять спешат». (Часы и вправду убегают.) Я посмотрела на свои часики, и на них было всего десять минут седьмого, но, когда я поднесла их к уху, оказалось, что они стоят. Тут я подумала: «Что ж, если эти часы спешат, я через минуту-другую услышу звон на церковной колокольне». Но тут, как назло, зазвонил телефон, и у меня все из головы вылетело. – Она замолчала, еле переводя дух.
– Что ж, это достаточно точно, – сказал полковник Мельчетт. – Мы все для вас сделаем, миссис Прайс Ридли.
– Вы просто считайте это глупой шуткой и больше не тревожьтесь, миссис Прайс Ридли, – добавил я.
Она холодно посмотрела на меня. Я понял, что происшествие с фунтовой бумажкой еще не позабыто.
– Диковинные вещи творятся у нас в деревне последнее время, – сказала она, обращаясь к Мельчетту. – Диковинные вещи, иначе не скажешь. Полковник Протеро собирался ими заняться, и что же с ним сделали, с бедняжкой? Может, настал и мой черед?
И она удалилась, недовольно покачивая головой. Мельчетт пробормотал себе под нос: «Увы, едва ли». Потом вопросительно взглянул на инспектора Слака.
Славный служака медленно наклонил голову.
– Похоже, все сходится, сэр. Выстрел слышали трое. Остается узнать, кто стрелял. Возня с делом мистера Реддинга порядком нас задержала. Но у нас есть кое-какие зацепки. Пока я считал мистера Реддинга виновным, я их игнорировал. Теперь все переменилось. И первое, чем я займусь, – это телефонный звонок.
– К миссис Прайс Ридли?
Инспектор ухмыльнулся:
– Да нет, хотя придется взять и его на заметку, а то старушенция от нас не отвяжется. Я говорю про ложный звонок, которым вызвали викария.
– Да, – сказал Мельчетт. – Это очень важно.
– А потом мы выясним, что делал каждый из них между шестью и семью часами. Я хочу сказать, опросим всех в Старой Усадьбе, да и в деревне тоже придется почти всех допросить.
Я не сдержал вздоха:
– Вы на диво энергичны, инспектор Слак.