Однако Хоуз с непонятным упорством отказывался предпринимать что-либо лично. Во всем его поведении проглядывала неестественная нервозность. Я вспомнил, что говорил Хэйдок о его болезни. Очевидно, этим все и объяснялось.
Он нехотя распрощался со мной, как будто хотел еще что-то сказать, но не знал, как к этому подступиться. Я договорился с ним, что он возьмет на себя службу для Союза матерей, а заодно и собрание Гостей округа по окончании службы. У меня на вторую половину дня были свои планы.
Хоуз ушел, а я, выбросив из головы и его, и его горести, решил, что пора идти к миссис Лестрэндж.
На столике в холле лежали нераспечатанные газеты: «Гардиан» и «Церковный вестник» [21] .
По дороге я вспомнил, что миссис Лестрэндж встречалась с полковником Протеро вечером накануне убийства. Вполне возможно, что в их разговоре проскользнуло что-нибудь, указывающее на личность убийцы.
Меня сразу же проводили в маленькую гостиную, и миссис Лестрэндж поднялась мне навстречу. Я еще раз почувствовал ту чудодейственную атмосферу, какую умела создать вокруг себя эта женщина. На ней было платье из совершенно черной, без блеска, материи, подчеркивавшей необычайную белизну ее кожи. В ее лице была какая-то странная мертвенность. Только глаза сверкали огнем, были полны жизни. Сегодня в ее взгляде я уловил настороженность. И все – никаких признаков беспокойства я больше не заметил.
– Вы очень добры, мистер Клемент, – сказала она, пожимая мне руку. – Спасибо, что пришли. Я хотела все вам сказать еще тогда. Потом передумала. И напрасно.
– Я как-то говорил вам – я готов помочь вам всем, чем могу.
– Да, я помню. И мне кажется, это не пустые слова. За всю мою жизнь очень немногие, мистер Клемент, искренне предлагали мне свою помощь.
– В это трудно поверить, миссис Лестрэндж.
– Тем не менее это правда. Большинство людей – большинство мужчин, по крайней мере, – преследуют свои собственные цели. – В ее голосе прозвучала горечь.
Я промолчал, и она продолжила:
– Прошу вас, присядьте.
Я повиновался, она села на стул напротив. Немного помедлив, она заговорила – неторопливо и вдумчиво, словно тщательно взвешивая каждое слово:
– Я попала в очень необычное положение и хотела бы с вами посоветоваться. Я хотела бы спросить у вас, как мне быть дальше. Что прошло, то прошло – тут ничего уже не изменишь. Вы понимаете меня?
Я не успел ответить – горничная, которая мне открывала, распахнула дверь и испуганно пролепетала:
– О, простите, мэм, там пришел инспектор полиции, он сказал, что ему нужно с вами поговорить, простите!
Наступило молчание. Миссис Лестрэндж нимало не изменилась в лице. Только медленно прикрыла и снова открыла глаза. Мне показалось, что она преодолела легкий спазм в горле, но голос у нее был все тот же – чистый, спокойный:
– Проведите его сюда, Хильда.
Я собрался было уходить, но она повелительным жестом остановила меня:
– Если бы вы остались – я была бы вам очень признательна.
Я снова сел, пробормотав:
– Разумеется, как вам угодно.
Тут в комнату беглым строевым шагом ворвался Слак.
– Добрый день, мадам.
– Добрый день, инспектор.
В эту минуту инспектор заметил меня и скорчил злую гримасу. Можно не сомневаться – добрых чувств ко мне Слак не питал.
– Надеюсь, вы не возражаете против присутствия викария?
Очевидно, Слаку было неловко сказать, что он возражает.
– Н-н-нет, – проворчал он. – Хотя лучше бы, конечно...
Миссис Лестрэндж намеком пренебрегла.
– Чем могу быть полезна, инспектор? – спросила она.
– А вот чем, мадам. Я расследую дело об убийстве полковника Протеро. Мне поручено собрать все сведения.
Миссис Лестрэндж кивнула.
– Это чистая формальность, но я обязан всех об этом спросить: где вы были вчера между шестью и семью часами вечера? Чистая формальность, как вы понимаете.
– Вы хотите знать, где я была вчера вечером между шестью и семью часами?
– Так точно, мадам.
– Попробую вспомнить. – Она немного поразмыслила. – Я была здесь. В этом доме.
– А! – Я видел, как блеснули глаза инспектора. – А ваша служанка – у вас, кажется, одна служанка, – она может подтвердить ваши показания?
– Нет, у Хильды был свободный вечер.
– Понятно.
– Так что, к сожалению, вам придется поверить мне на слово, – любезно сказала миссис Лестрэндж.
– Вы с полной ответственностью утверждаете, что были дома весь вечер?
– Вы сказали «между шестью и семью», инспектор. Несколько раньше я выходила прогуляться. Когда я вернулась, еще не было пяти.
– Значит, если некая дама – к примеру, мисс Хартнелл – определенно заявляет, что зашла сюда около шести, позвонила, но, так никого и не дождавшись, вынуждена была уйти, вы скажете, что она ошибается, э?
– О нет. – Миссис Лестрэндж покачала головой.
– Однако...
– Если горничная дома, она может сказать, что вас нет. А когда остаешься одна и тебе не хочется принимать визитеров – что ж, остается только терпеть, пока они трезвонят в дверь.
Инспектор Слак слегка смешался.
– Старые дамы нагоняют на меня ужасную скуку, – сказала миссис Лестрэндж. – А мисс Хартнелл в этом смысле не имеет себе равных. Она позвонила раз шесть, прежде чем соблаговолила уйти.
Она одарила инспектора Слака прелестной улыбкой.
Инспектор переменил тему:
– А если кто-нибудь сказал, что видел вас около этого времени...
– Но ведь меня никто не видел, не правда ли? – Она мгновенно нащупала слабое звено. – Меня никто не видел, потому что я была дома.
– Вы совершенно правы, мадам.
Инспектор пододвинул свой стул чуть ближе.
– Теперь вот что, миссис Лестрэндж: мне известно, что вы нанесли визит полковнику Протеро накануне убийства, поздно вечером.
Миссис Лестрэндж спокойно подтвердила:
– Да, это так.
– Можете ли вы сказать мне, о чем вы говорили?