– Вам – может быть, но мне понятно, почему он не говорит мне своего адреса. Вполне естественно, что такой человек окружает себя тайной, иначе у него не было бы ни малейшего шанса управлять своей судьбой.
– Вы думаете? Когда доверяешь своим приверженцам...
– Можно доверять, но не открывать всего. Много раз я слушала его, – восторженно произнесла Мария, – но никогда не видела...
– Это еще более невероятно, – сказала Мари-Анжелина, начиная подозревать, не морочит ли ей голову эта женщина. – Как можно посвятить себя человеку, не зная его? Как можно только слышать его, не видя?
– Те, кто служит Христу, делают это в течение многих веков, – воскликнула дочь Распутина, поспешно перекрестившись несколько раз подряд. – Но, когда я говорю, что ни разу его не видела, это не совсем так. На самом деле я просто никогда не видела его лица. Я знаю только высокую черную фигуру, очень элегантную, в пальто с неизменно поднятым воротником, черной шляпе с опущенными полями... но я знаю, – дрожащим от волнения голосом прибавила она, – что в день его окончательной победы он откроется мне, как обещал, потому что он избрал меня...
Теперь это был мистический припадок, оставалось только понять, настоящий или разыгранный.
– Избрал для чего?
– Чтобы стать его спутницей, его подругой. Он сам мне это сказал.
– В таком случае зачем вся эта таинственность? Ваш отец также начертал для себя судьбу, но он следовал ей с открытым лицом.
– Это не одно и то же. Судьба моего обожаемого отца была судьбой света и победы. Наполеон же должен двигаться в тени, скрываясь от врагов, но откровение будет от этого лишь более ослепительным... А меня он избрал, чтобы я стала его супругой!
Мари-Анжелина начала терять терпение. Так им никогда не выбраться из дебрей этого мистического бреда!
– Не принимаете ли вы себя отчасти за святую Терезу из Лизье? – недовольно пробормотала она. – Вы готовы стать женой человека, которого не знаете, но ведь он, может быть, страшен, как семь смертных грехов...
– Да, готова, потому что я слышала его голос! Он завораживает, словно какое-нибудь заклинание. Такой голос не может принадлежать чудовищу. А кроме того, он так печется обо мне и моих детях! Он нас окружает такой заботой! Я вот никогда не выхожу на улицу без сопровождения...
– А как же тогда с вами случилось это? – спросила Мари-Анжелина, показав на перевязанную ногу.
– Самым глупым на свете образом! Упала на лестнице... Впрочем, не знаю, вернусь ли я в театр. Он этого не желает.
– Его можно понять, – согласилась Мари-Анжелина и со вздохом поднялась. – Что ж, думаю, вы действительно не нуждаетесь в нашей помощи, и я могу вас покинуть.
В черных глазах вспыхнул огонек.
– Разве вы не сказали, что принесли мне немного денег?
– Я в самом деде так сказала, но дамы из комитета думали, что вы живете в нищете, а поскольку благодаря своему знатному покровителю вы ни в чем не нуждаетесь...
– Маленькая прибавка еще никому вреда не причинила! – произнес грубый голос, обладатель которого в эту минуту появился в дверном проеме. – Малышки так любят конфеты!
Габариты этого человека были весьма убедительны, равно как и его лицо, уплощенное в результате усердного посещения залов для боксерских тренировок. Однако мадемуазель дю План-Крепен вела свое происхождение от храбрецов, которые прославили себя в крестовых походах и знали, как встречать врага. Она смерила взглядом пришедшего.
– Общество помощи беженцам не занимается покупкой конфет, – заявила она.
– Почему бы и нет? Мало ли у кого какие потребности. Я уверен, что кое-кто превращает ваши деньги в дешевое вино или, если угодно, в водку.
Произнося эти слова, человек, чей акцент выдавал в нем уроженца скорее парижского предместья, чем берегов Невы, протянул к ней широкую, словно тарелка, руку:
– Ну, сделайте же доброе дело! – продолжал он. – Хозяин сейчас в поездке, а надо купить уголь для кухонной плиты...
Мари-Анжелина поняла, что ей не победить. Открыв сумочку, она вытащила оттуда стофранковый билет, на который тот поглядел презрительно:
– Не очень-то они расщедрились, ваши тетеньки! Нам не только уголь нужен...
Завладев сумочкой Мари-Анжелины, громила выудил оттуда четыре оставшиеся купюры, предоставленные госпожой де Соммьер в распоряжение поддельной дамы-благотворительницы.
– Совсем другое дело! – с удовлетворением произнес он. – Теперь мы почувствуем себя лучше, да и вам, дамочка, станет полегче. Я вас провожу, – продолжал он, взяв План-Крепен за руку и увлекая к лестнице, прежде чем она успела попрощаться. – Привет домашним и заходите как-нибудь, не стесняйтесь...
После чего дверь квартиры захлопнулась.
Отъехав на некоторое расстояние от бульвара Рошешуар, Мари-Анжелина утратила подчеркнуто прямую осанку, откинулась на подушки, отцепила вуалетку и принялась обмахиваться шляпой. Она была несколько разочарована, потому что ждала большего от этой встречи. А у нее только отняли пятьсот франков – и в обмен на что? Она ровным счетом ничего не узнала, кроме того, что эта девица безраздельно предана «Наполеону VI», который, несомненно, очень умен, поскольку сумел использовать притягательность тайны и одновременно мечты о богатстве и славе этой обиженной жизнью женщины. Что касается ее покровителя, портрет, который она нарисовала, был достаточно туманным: высокий, элегантный, с чарующим голосом, и все это упаковано в пальто и черную шляпу с опущенными полями. Не слишком много информации в этом увлекательном описании. Сторож мадам Соловьевой сказал, что сейчас он где-то в поездке, но верить ему нет никаких оснований. На самом деле все они составляют премиленькую бандитскую шайку, за исключением, должно быть, этой самой Марии, чьи наивность и потребность в признании они используют. Да, немного, немного сведений ей удалось добыть! А она-то рассчитывала вернуться с целым ворохом...
– Наверное, старею... – прошептала она, снова вздохнув. – И это не так уж весело...
Перед тем как вернуться домой, на улицу Альфреда де Виньи, она заехала в магазин и сделала несколько покупок по поручению маркизы. Для этого деньги были ей не нужны, у маркизы был открытый кредит. В приятной атмосфере, среди хорошо воспитанных продавщиц и покупательниц, она немного расслабилась. И даже позволила себе немного посидеть в кондитерской, где тонизирующие свойства чашки горячего шоколада немного повысили ее жизненный тонус, но вернулась она довольно поздно, и госпожа де Соммьер кружила, словно медведь по своей клетке, по зимнему саду, где имела обыкновение проводить вторую половину дня в обществе одного-двух бокалов шампанского.
На этот раз маркиза дошла до третьего бокала, а потому буквально набросилась на свою верную компаньонку:
– Да куда же вы подевались, План-Крепен? Вам потребовалось столько времени, чтобы расспросить эту женщину?