— Мне представляется, граф, что большая часть картин в вашем замке передается по наследству без права отчуждения. Так?
— Как и ваши! — закончил за нее граф. — Разумеется! Мне просто не пришло в голову, что все так просто.
Когда он сказал это, Теодора поняла: граф не ожидал, что профессиональный реставратор картин окажется такой важной персоной, что все его имущество передается по наследству ему и последующим поколениям.
Ее оскорбило то, что он так подумал, она подняла подбородок и на какой-то момент почувствовала, как та самая гордость, которая воодушевила накануне ее отца, сметает ее собственную застенчивость.
— Колвины жили в Маунтсорреле, милорд, со времен правления королевы Елизаветы. Наш дом не такой большой, как ваш, но мы владеем коллекцией картин, упоминание о которой вы найдете в любом справочнике по живописи.
Теодора произнесла эти слова медленно, и, когда она окончила, ее глаза с вызовом встретились с глазами графа.
Она увидела в его глазах искорку, и он улыбнулся ей:
— Полагаю, я должен для начала извиниться за то, что неправильно понимал все с самого начала, и, возможно, чтобы оправдать себя, я должен возложить вину на моего секретаря.
Теодора не отвечала.
— Пожалуйста, простите меня и скажите, что вы хотите, чтобы я сделал.
— Если вам действительно нужна папина… помощь, — тихо заговорила Теодора, — не могли бы вы попросить его просто о… совете? Затем, если он предложит… отреставрировать ваши картины, примите это… с благодарностью, как если бы он делал это… бесплатно, как он будет думать.
Она остановилась и почувствовала, что продолжить разговор просто не в состоянии.
— Хорошо, я понял вас, и выплачу все, что причитается, — а это, по моим соображениям, немало, — вам, — согласился граф.
Теодора издала вздох, который, казалось, шел из самых глубин ее существа.
— Спасибо, — пробормотала девушка. — Мне совсем не нравится то, что я сейчас делаю, и папа был бы взбешен, если б узнал, но ничего иного я не могу предпринять.
— Вы в самом деле настолько бедны? — глядя на нее с участием, спросил граф.
И перевел взгляд на ее платье.
— Если я отвечу на этот вопрос, — внятно проговорила Теодора, — вы проникнетесь ко мне жалостью, а я, в свою очередь, захочу тут же уйти, потому что это будет для меня унизительно.
— Я вижу, что с вашей гордостью, мисс Колвин, трудно иметь дело.
— Разделяю мнение вашей светлости, — быстро парировала Теодора. — Но, к сожалению, гордость — это как уважение к себе, ее не проглотишь!
Граф рассмеялся.
— Вот теперь вы ведете себя по-человечески. А то вы меня напугали.
Теодора посмотрела на него и смутилась, увидев лукавое выражение его серых глаз.
— Спасибо, что отнеслись ко мне с таким… пониманием, — искренне поблагодарила она, — и, ручаюсь, вас абсолютно верно информировали: папа — самый знающий эксперт по реставрации картин во всей Англии, и руки у него золотые. Возможно, однажды вам представится возможность убедиться в этом. Если б вы знали, — с воодушевлением добавила девушка, — как выглядят, благодаря папиному уходу… наши картины!
— Надеюсь, вы пригласите меня нанести вам визит! — с готовностью и таким же воодушевлением отозвался граф.
Ответная бурная радость сменилась в душе Теодоры испугом. О, что же она такое сказала… Их дышащий на ладан особняк, обеды из одного блюда… Да, предыдущую фразу она явно ляпнула сгоряча, по неосторожности! Она едва удержалась от смеха. Вот это была бы картина — граф в их поместье постигает их образ жизни… Во избежание дальнейших провокаций и еще каких-нибудь оговорок она порывисто встала.
— Уверена, милорд, — обтекаемо-церемонно вывернулась она из щекотливого положения, — у вас множество разных занятий. Так что я могу просто побродить вокруг и отчитаться папе о том, что видела. Обещаю, мешать никому я не буду.
— Да у вас вряд ли бы получилось, — улыбнулся граф, не сводя с нее изучающего взгляда, — но вначале я хотел бы кое-что вам показать.
Он умолчал, что это, но они покинули библиотеку и вышли на боковую лестницу, ведущую на первый этаж. Пройдя немного в направлении того, что, как она думала, было восточным крылом, они остановились перед двумя огромными дверями, украшенными прекрасной росписью. Дальше, по всей видимости, начиналась другая часть дома.
Граф толкнул одну дверь и пропустил Теодору вперед. Она очутилась в небольшом, увешанном картинами холле. Дополнительные двери указывали на то, что из холла есть несколько выходов. Граф открыл ближайшую из дверей, и Теодора вошла, как она поняла без объяснений, в личную гостиную графа. Сразу бросалось в глаза, что комната принадлежит мужчине — по размещенным в нескольких местах изображениям лошадей кисти модного с недавнего времени среди английской аристократии Джорджа Стаббса. Это был особенный художник-анималист. Он серьезно изучал анатомию животных и рисовал их с художественной точки зрения как самоучка, но с таким знанием дела, так виртуозно! Известен его капитальный труд «Анатомия лошадей», который смог появиться после того, как Стаббс какое-то время прожил в Италии, изучая жизнь, привычки и разведение лошадей. Удивительный был человек и великий художник! Теодора с большим удовольствием осмотрела эти картины — однако долго не задержалась на их созерцании.
Над камином, на почетном месте, она увидела одну картину… Это был Ван Дейк.
Один лишь взгляд на холст объяснил ей, почему граф привел ее сюда. Это была, в сущности, точная копия полотна, висевшего в ее спальне, того самого, на котором Мадонна так похожа и на ее мать, и на нее, Теодору.
Девушка застыла, не решаясь проронить ни звука и понимая, что граф как раз очень ждет ее слов. Однако возможно ли это? Возможно ли, чтобы это была копия, а их картина в Маунтсорреле — оригинал, или наоборот?
Зная, что это важно, она попыталась увидеть различия в технике или, что так характерно для работ Ван Дейка, в композиции. Но найти изъяны в изображении одеяния Марии, нежности на лице Иосифа и спокойной радости на лице божественного младенца было совершенно невозможно.
Должно быть, она долго стояла в молчаливом смятении, ибо граф наконец не выдержал и спросил:
— Ну что? Каков ваш вердикт?
— Она… совершенно такая же… как у нас!
— По тому, как вы это сказали, — граф внимательно посмотрел на нее, — я могу сделать вывод, что для вас в этой картине есть что-то очень личное.
А он, оказывается, более тонок, чем она ожидала! Удивленная, после паузы Теодора ответила, немного уклончиво:
— Видите ли, отец мой… всегда… считал… что моя мать похожа… на эту Мадонну.
— Как и вы!
Теодора взглянула на него с еще большим удивлением.
— Вы в самом деле так полагаете?