Слова его прозвучали торжественно, словно брачный обет. Он снова склонился к ее губам, и в этот миг Мона поняла, что назад дороги нет. «Я ничего ему не скажу, — решила она. — Мама права — это убьет его веру в меня».
Мона поставила чемодан на платформу и потерла ноющее плечо.
Было холодно и еще темно, и хотя она прекрасно знала дорогу на станцию, но даже с фонарем местами сходила с тропинки и спотыкалась об островки покрытой инеем травы.
Мона взглянула на часы. Половина седьмого — поезд подойдет через две минуты.
На платформе никого не было, станция казалась совершенно пустынной. Однако, когда вдали уже послышался шум поезда, во двор въехала двуколка, и из нее вышел какой-то человек. Мона поспешно поднялась на платформу, надеясь, что это не кто-то из знакомых, который может ее узнать.
Она не хотела, чтобы ее увидели. Теперь она чувствовала себя виноватой, но в предрассветный час, когда приняла решение уехать, отъезд казался ей единственным выходом.
«Какая же я трусиха!» — горько думала она теперь, кляня себя за слабость.
Трусливо бежать от Майкла; еще хуже снова бросать мать. Но она чувствовала, что не выдержит их возражений, споров… и, главное, просьб.
Да, просьбы хуже всего. Она ясно представляла, как мать умоляет ее остаться, не совершать непоправимого шага: пусть, мол, все идет как идет, пусть как-нибудь само образуется… и в конце концов она выйдет за Майкла.
Да, если она останется, так и будет. Она выйдет за Майкла, не исцелив шрамы прошлого, по-прежнему преследуемая воспоминаниями.
Нет, так нельзя! Мона поняла это сегодня ночью, лежа в постели без сна. Приняв решение, она встала и написала записку матери.
Записка была короткой и совсем не передавала ее истинных переживаний, но Мона понимала, что больше написать не в силах, и надеялась, что мама, мудрая и понимающая, прочтет ее чувства между строк.
Прости меня, милая мамочка, но я должна бежать. Ты была права насчет Майкла. Я не могу разрушить его веру в меня, не могу нанести ему такой удар, но все, что есть во мне достойного, содрогается в ужасе при мысли о том, чтобы выйти за него сейчас. Быть может, со временем мои чувства переменятся, быть может, нет. Но, пока не переменятся, я не осмелюсь здесь оставаться. Быть может, ты решишь, что это глупо, но, верю, поймешь меня. Найду себе работу — буду трудиться на благо Англии, как и собиралась с самого начала. Благослови тебя Бог, мама; прости за всю ту боль, какую я тебе причинила, и вспоминай меня в своих молитвах.
Вот и все. Прежде чем уйти, она тихо положила это письмо на коврик перед дверью маминой спальни, чтобы няня, когда подойдет к дверям с утренним чаем, заметила его и отнесла матери в постель.
Сборы длились недолго. Мона решила взять с собой лишь немногое, самое необходимое, да еще красный сафьяновый футляр с драгоценностями. Насчет их она тоже приняла решение в бессонные ночные часы.
Когда дедовские часы в гостиной пробили шесть, она на цыпочках спустилась вниз и выскользнула из дома. Мрак и холод окружили ее, и Мона ощутила острое желание вернуться.
«Я сошла с ума! — думала она. — Ради чего все это?»
И вдруг услышала в собственном сердце ответ: «Ради чести».
Да, так и есть! Честь — добродетель, забытая ею в прошлом, — теперь вернулась к ней и властно требовала жертвоприношения.
Поезд подъехал к станции, и Мона поспешила подхватить чемодан. Подойдя к дверям вагона, в свете, падающем из открытой двери, она узнала вторую путешественницу из Литтл-Коббла: это была Стелла Ферлейс.
— Доброе утро, леди Карсдейл!
— Доброе утро, — коротко и довольно сухо ответила Мона.
Они вошли в ближайший вагон. Пассажиров здесь не было; Мона и Стелла сели лицом друг к другу.
— Не так уж часто кто-то из деревни едет на этом поезде, — заметила Стелла, видимо желая начать беседу.
— А вы часто на нем ездите? — спросила Мона.
— Всякий раз, когда еду в Лондон, — ответила Стелла. — Заканчиваю там все дела до обеда, а после обеда возвращаюсь.
— Да, очень удобно, — равнодушно ответила Мона и, раскрыв чемодан, достала оттуда книгу.
Читать ей не хотелось, но не хотелось и разговаривать. Она хотела побыть наедине со своими мыслями: снова и снова перебирать в уме все «за» и «против», спрашивать себя, верно ли она поступает или собственными руками уничтожает для себя последнюю возможность счастья.
Но Стелла болтала, не закрывая рта. Она была в форме Земледельческой дружины — потому что едет в Министерство сельского хозяйства, объяснила она Моне, — в мешковатом пальто и измятой шляпке, сильно ее портивших. Однако нетрудно было заметить, что в нормальной одежде эта девушка будет очень привлекательна.
Она сияла свежестью и здоровьем; рядом с этим юным существом Мона вдруг ощутила себя усталой и старой.
«Интересно, — думалось ей, — если я не вернусь… Майкл женится на Стелле?»
Мысль, зароненная Джарвисом Леккером, не оставляла ее, ей снова вспомнилось, как хорошо смотрелись вместе Майкл и Стелла на празднике.
«Идеальная жена для Майкла!» — ожесточенно подумала она, хоть и сама понимала, что это не так.
Секрет идеального брака не в схожести супругов по внешности или по типу, а, напротив, в противоположности их характеров.
Они с Майклом совершенно противоположны друг другу, и, может быть, поэтому любовь способна дать им такое счастье: вместе они составят целое, каждый найдет в другом то, чего недостает ему самому.
Майкл! При мысли о нем сердце ее заныло. В первый раз она поняла, как будет скучать по нему.
Как много он начал значить для нее всего за несколько дней! Впрочем, Мона чувствовала: время здесь ни при чем. Ее любовь не возрастала ни день ото дня, ни даже час от часу, — она всегда жила где-то глубоко в душе, так что теперь, признавшись Майклу в любви, она просто вывела на свет свои истинные чувства.
Майкл! Само его имя трогало в ней какие-то невидимые струны… Но тут она вспомнила о Стелле и заставила себя прислушаться к ее болтовне.
— …если бы вы мне подсказали, — говорила Стелла, — где купить платье получше, я была бы так вам признательна! Знаю, одета я просто ужасно — ведь у меня никогда не было денег на наряды. Но я долго копила, надеюсь, хотя бы на одно платье хватит. Только оно должно быть действительно хорошим — и по материалу, и по покрою!
— Я вам дам адреса двух-трех магазинов, — ответила Мона.
И она продиктовала названия магазинов и адреса, думая при этом:
«Что это ей вдруг понадобилось наряжаться? Ради Майкла? Может быть, она уже в него влюблена?»
Это было бы неудивительно: ведь Стелла живет в Коббл-Парке, видит Майкла каждый день и подолгу с ним общается.