Любовь уходит в полночь | Страница: 27

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Вы действительно уверены, что, если наша… с-свадьба… — Ксения прокашлялась и вздохнула, — не состоится… на следующей неделе, это может стоить его величеству трона?

Трудно было произнести это спокойно, но ей почти удалось.

— Вне всякого сомнения, ваше высочество, — ответил премьер-министр, пуская в ход все модуляции своего богатого бархатными обертонами голоса. — Свадьба должна с необходимостью состояться в следующий вторник, как я уже распорядился. Какой смысл дожидаться еще неделю? Испытывать судьбу?

— Но мой… отец и моя… мать… Они же не смогут присутствовать на моей свадьбе! Как же так… Это событие… — начала было Ксения, но тут же примолкла под тяжелым взглядом премьер-министра.

— Да, это и в самом деле печально, — кротко согласился Калолий. — И в то же время, я уверен, его королевское величество оценит давление ситуации этих дней, когда узнает, что здесь происходило, — с гражданским пафосом закончил он фразу.

— Если даже свадьба… объявлена, церемонию нельзя проводить еще… четырнадцать дней, — на всякий случай снова уперлась Ксения, все более теряя уверенность, что победит.

Премьер-министр сделал нетерпеливый жест рукой.

— Я все объяснил, ваше высочество! Препятствий нет. Вы здесь, в Мольнаре. Все улажено, и его величество согласился на мой план — еще до того, как мы послали за вашим королевским высочеством в Англию…

Ксения бросила быстрый взгляд на короля. Отчего-то ей очень хотелось видеть его лицо.

— Я согласился, потому что вы приставили к моей голове пистолет! — холодно отчеканил король. — Фигурально, разумеется, фигурально! — Лицо его было непроницаемо. «А ведь такой и настоящим пистолетом пригрозит — не моргнет глазом», — подумала мельком Ксения.

— А если согласие получено, к чему спорить о каких-то там нескольких днях? — отечески примирительно проворковал сановник, наслаждаясь фактурой своего голоса и собой, непобедимым, убедительным, властным.

Ксения металась в поисках веской причины, почему следует отдалить свадьбу, — но не находила.

Все выжидающе молчали.

— Что ж, очень хорошо. Договорились, — подвел итог дискуссии премьер-министр, похлопывая одной толстой ладонью по краю стола, другой поглаживая брелок от часов. — О свадьбе объявят тотчас же, объявление будет в газетах завтрашним утром.

Он помолчал, оглядев лица присутствующих. Никто не проронил ни слова. И он продолжил — деловито, напористо, как бы на полном ходу:

— Завтра утром, ваше высочество и ваше величество, у вас встреча с прессой. Журналисты будут на приеме, который дает парламент, а затем они могут быть приняты во дворце, мэм, и позднее, возможно, захотят узнать более частные подробности о вас и, несомненно, о вашем приданом.

В голос премьер-министра, столь профессионально обошедшего все возможные рифы, просочилась язвительность, которая Ксении не понравилась.

Собственно, этот человек производил на нее откровенно отталкивающее впечатление. Его метод, каким он властвует, — принуждение. Открытая демонстрация своего безусловного превосходства — и принуждение. Что-то есть в нем такое, что люди и в самом деле начинают поступать против собственной воли — так, как того хочет он, упивающийся своим могуществом и авторитетом.

Король поднялся. Было видно, что в его душе — целя буря чувств, но он вынужден держать ее на замке, дабы сохранить внешнюю благопристойность, а иначе бы он бросился в рукопашный бой, который было бы лучше назвать в этом случае мордобоем, если бы речь не шла о дворце монарха и приближенных к нему персонах.

— Итак, Калолий, — сдержанно проговорил король тоном возобладавшего в споре, — мы ждем инструкций, каковые, разумеется, необходимо будет соблюсти в точности и исполнить неукоснительно.

Это прозвучало с издевкой — издевкой смертника над палачом. Калолий решил великодушно этого не заметить. Или просто устал. Или не считал нужным душевно тратиться на реакцию мелкого грызуна, которому придавили капканом хвост…

— Вы так обходительны, ваше величество! — елейно прошелестел губами премьер-министр, прижав ладонью живот на месте брелока.

Казалось, накопившееся в помещении напряжение вибрировало в воздухе, лишая его кислорода и проникая под кожу. Чтобы разрядить обстановку, Ксения протянула руку министру иностранных дел.

— Было так любезно с вашей стороны встретить меня у границы, мистер Дудич!

— Я сделал это с большим удовольствием, — с готовностью ответил тот, тоже тяготясь ситуацией, которая нешуточно накалилась: еще один-два пассажа в диалоге короля и его премьер-министра — и первому маячило аутодафе в целях сохранения репутации. — Позвольте выразить сожаление по поводу того, что эрцгерцог и эрцгерцогиня не смогут присутствовать на вашей свадьбе. Как я понял, они в России сейчас, по приглашению его императорского величества Александра Третьего? Там сейчас интересно, в России… Вся Европа сейчас следит за Россией…

— Да, — с благодарностью подхватила Ксения беспроигрышную тему восхождения Российской империи на мировую арену. — И я уверена, их огорчению не будет предела.

Когда дошла очередь прощаться с премьер-министром, она поразилась, насколько прикосновение к его руке показалось ей неприятным — точнее сказать, омерзительным. Что-то скользкое и неживое было в его рукопожатии. Ей стало душно. Король был прав: этот человек начинен амбициями, властолюбив, и, несомненно, диктаторские замашки не дают ему спать спокойно. С чувством облегчения Ксения увидела финальную подхалимскую улыбочку на физиономии лорда-канцлера, и на этом она и король быстрым шагом вышли — как показалось обоим, выскочили — за пределы переговорной гостиной.

Они уходили вдвоем — тихо, молча, обдумывая бесчинства непрошеного властелина. Ксения шла, слабо реагируя на окружающую обстановку, как бы великолепна и продуманна она ни была в каждом уголке дворца, где они проходили, — настолько ошеломляюще подействовал на нее этот акт пьесы. Она шла, просто отдавшись ритму движения. Вскоре король остановился перед расписными дверями. Двери немедленно распахнулись руками стоящих по обе стороны от дверных створок лакеев, и Ксения очутилась в другой гостиной, высокие узкие окна которой были обращены к саду.

Как только двери за ними закрылись, король со вздохом дал себе волю:

— Теперь ты понимаешь? Теперь ты видишь, с чем вынужден я бороться? То, что речь зашла о грозящей нам революции, — это полностью заслуга Калолия. Он задавит любого. Найдет способы.

— Народ не может его любить, — заметила Ксения.

— Какое там! Они его боятся, что куда более важно. А члены правительства — те просто кролики. Он их гипнотизирует! Удав. А я тоже хорош…

— Да ты просто должен от него избавиться, вот что! — решительно заявила Ксения. — Терпеть его брелок на животе…

Король рассмеялся, но смех его был невесел.

— Я могу с таким же успехом пойти попытаться сдвинуть гору одной рукой. Он так поставил себя, что его слово — закон, и наш трясущийся от старости лорд-канцлер во всем ему вторит.