— Твой завтрак ожидает тебя. — Екатерина указала на стоящий неподалеку от кровати столик, уставленный серебряными блюдами с крышками и бутылками с несколькими сортами вина. Ричард посмотрел на столик без интереса. Пока Гарри брил его, Ричард чувствовал, что голоден, но теперь аппетит у него пропал. Выходя из своей спальни в коридор, Ричард втайне надеялся увидеть на завтраке у Екатерины еще кого-нибудь, заранее чувствуя, что их тет-а-тет получится мучительным для обоих, натянутым, хотя и не предполагал, что настолько.
Все значительные люди в Вене приглашали к завтраку своих друзей. Утро было временем, когда все спешили проявить гостеприимство, готовые пожертвовать ради этого даже несколькими драгоценными часами сна.
— Здесь жарко, — сухо заметил Ричард, — и я ненавижу завтракать при свечах.
— Прикажем открыть ставни, — улыбнулась Екатерина так, словно успокаивала маленького капризного мальчика, а не разговаривала со взрослым упрямым мужчиной.
Екатерина потянулась к лежавшему рядом с ней колокольчику.
— Я сам открою, — поспешно сказал Ричард, подошел к окну, отдернул розовые атласные занавеси, отпер ставни.
Солнце хлынуло в комнату, и Ричард отошел от окна. Как же неестественно, театрально выглядит Екатерина в своей огромной кровати под тяжелым горностаевым покрывалом!
— Дорогой, ты не в духе сегодня, — прожурчала Екатерина. — У тебя разболелась голова оттого, что ты сыграл роль императора?
— Возможно, — отвечал Ричард, — и это был последний раз, когда я согласился побывать в чьей-либо чужой шкуре.
— Надеюсь, ты не говорил царю, что его шкура для тебя тесновата? — улыбнулась Екатерина. — Он очень заботится о своей фигуре. Безумно завидует тому, что у тебя плечи шире, чем у него.
— Мои вчерашние похождения его пока не интересовали, — заметил Ричард.
— Думаю, он сам неплохо повеселился, — кивнула Екатерина и провела белой рукой по покрывалу.
— Чрезвычайно.
В этом можно было не сомневаться. Ричард знал, что царь прекрасно провел время — по мнению Александра, его инкогнито оказалось весьма успешным. Он познакомился с двумя тихими застенчивыми венскими дамами, которые отзывались о русском императоре с благоговейным страхом и восхищением.
Александр услышал множество комплиментов, от которых его сердце преисполнилось гордости, так что вечер, по его мнению, удался на славу.
— Никто не должен знать, что мы поменялись с вами местами, Ричард, — напомнил ему император, закончив рассказывать о своих приключениях. — Никто ничего не заподозрил. Я наблюдал за вами, когда вы стояли у стены бального зала, и убедился: вас было не отличить от меня.
— Премного благодарен за комплимент, сир, — поклонился Ричард.
— Наш секрет известен только Бутинскому, — продолжил Александр, — а он — сама осторожность и осмотрительность. Он скорее согласится расстаться со своей жизнью, чем предаст меня.
Зная, что Бутинский состоит на содержании у Екатерины, Ричард какое-то время поколебался: не открыть ли царю эту тайну, но решил промолчать.
Пусть шпионят друг за другом, это его не касается. Екатерина следит за царем, царь — за Екатериной, какое ему до всего дело?
Ричард слушал русского императора, заливавшегося соловьем об успехе, какой он имел на балу, будучи никем не узнанным, и посматривал в угол комнаты, где стояла выбивавшаяся из общего стиля маленькая спартанская кровать с жестким кожаным матрасом. На этой кровати спал император, и она всегда путешествовала вместе с ним. Рядом с кроватью на столике лежала Библия — книга, которой Александр зачитывался далеко за полночь. В это трудно поверить, равно как и в то, что царь — своенравный, экстравагантный тип…
Кто мог понять этого человека с его раздвоенной личностью? А кто мог понять Екатерину?
Ричард поднял на нее глаза, взглянул ей в лицо. С легкой улыбкой, блуждающей на губах, призывно раскинувшись, Екатерина продолжала лежать в той же позе.
— Тебя, наверное, очень утомляет смотреть на то, как я ем, — сухо заметил Ричард.
— Отчего же? — ответила Екатерина, и в ее голосе прозвучали глубинные нотки, свидетельствующие о затаившейся в ее теле страсти, требующей выхода. — Надеюсь, после еды ты станешь веселее и ласковее ко мне.
Ричард толчком отодвинул тарелку.
— Сегодня я хочу покататься верхом.
— О, нет, Ричард…
— Не хочешь составить мне компанию?
— Ненавижу ездить верхом. И, кроме того, я хочу… тебя. Ведь вчера ночью ты так и не пришел ко мне.
— Я уже сказал: задержался у императора.
— Неправда. Ты вышел от него в десять минут третьего.
Ричард вскочил из-за стола так стремительно, что зазвенели тарелки, а бокал и вовсе опрокинулся, залив красным вином белую скатерть.
— Будь проклята твоя вечная слежка! — крикнул он. — Я не позволю впредь подсматривать за собой ни тебе, ни кому-либо другому! Я буду делать что пожелаю и ходить куда захочу! Эта твоя привычка постоянно шпионить за всеми стала просто невыносимой!
Ричард опять подошел к окну, встал спиной к Екатерине. Он старался успокоить дыхание — гнев заставлял сердце бешено гнать по жилам раскаленную кровь. Рядом бесшумно возникла Екатерина — прижалась к нему всем телом, обвила руками его шею. На ней не было ничего, кроме прозрачной ночной сорочки. Ричард мог чувствовать живое тепло обнаженного тела соблазнительно заглядывающей ему в лицо женщины.
— Дорогой, мне очень жаль. Я не хотела тебя рассердить. Я хочу тебя… ты знаешь это… я ждала тебя всю ночь.
— Прости, я сорвался.
Ричард выговорил это с трудом, выталкивая слова сквозь стиснутые зубы. Как не похожа была эта их встреча на предыдущую! Даже висящая на стене картина Тициана «Венера и Адонис», которая в прошлые их встречи его будоражила, сейчас раздражала его. Такие картины долгое время считались неприличными, и их в присутствии дам даже завешивали специальными шторками. Здесь картина висела в спальне Екатерины открыто, да и не принято было сейчас их укрывать, но Венера с этой картины напоминала ему Екатерину — она так же, как Екатерина к нему, льнула к Адонису, прижимаясь к нему всем своим обнаженным телом, которое было видно зрителю со спины и было невероятно соблазнительно в сжигающей его страсти, которую так явственно удалось передать художнику…
— Поцелуй меня в знак того, что простил меня! — молила Екатерина, и казалось, тициановская Венера ей вторила, Адонис же куда-то стремительно уходил — и Ричарду хотелось вот так же, решительно и целеустремленно, немедленно покинуть пропахшую розами жаркую спальню.
Он покорно нагнул голову, но уклонился от подставленных губ и поцеловал Екатерину в мягкую щеку, ощутив идущий от нее тяжелый и сладкий запах разомлевших на солнце, тихо струящееся в окно, роз.
— Ричард… О, Ричард!