Платон отвел глаза:
– Гимнаст поехал с вами?
– Поехал. Но в морг не заходил – ждал на улице. Он сказал, что ему лучше туда не соваться, чтобы не будить...– Веня задумался.
– Зверя в себе? – подсказал Платон.
– Н-е-ет...
– Воспоминания?
– Нет. Чтобы не будить надежду, – вспомнил Веня и улыбнулся. – Короче, он, когда узнал об этом самом яйце богомола, очень обрадовался и подговорил меня украсть его из морга. Обещал выходить всех насекомых до единого. Я еще сомневался, вдруг с яйцом уже проводили опыты и оно мертвое, но Гимнаст сказал, что яйца богомола могут провисеть на ветках деревьев и на коре всю зиму, и ничего с ними не сделается – весной вылупятся детки.
– Откуда он знает? – напрягся Платон.
– Знает! Он это дело любит.
– Любит?..
– Взял пробирку, дышит в нее и приговаривает: «Идите к папочке, детки мои».
– О господи, – тяжело вздохнул Платон. – Нужно его навестить. Я давно не был в загородном доме. Розы забросил...
– Тони, у тебя под пунктом шесть – «найти матерей». Это ты про что?
– Это... Это я так просто, на всякий случай. Здоровье, понимаешь, ни к черту. А тут еще сватовство. Подумалось мне, что хорошо бы на свадьбе Федора был его отец или мать. Я-то – всего лишь дядя.
– Отец говорил, что наша мать умерла.
– Ваша?.. – опешил Платон. – То есть – у вас одна мать?
Всмотревшись в дядю, Веня предложил ему выпить.
– Исключительно для здоровья! – уточнил он, не скрывая сочувствия в голосе.
– Нет, только не пить, – скривился Платон. – Откуда ты знаешь Царевну-лягушку?
– А, это?.. Это ерунда самая настоящая, не стоит твоего внимания.
Платон внимательно пригляделся к племяннику. Тот смотрел поверх головы дядюшки честным, не замутненным сомнениями взглядом.
– Говори! – зловещим шепотом потребовал Платон.
– Ладно, Тони. Это действительно ерунда. Ты когда-нибудь курил опий?
– Что?.. Нет, не курил.
– А пару затяжек канабиса наверняка делал, когда в студентах ходил? Тогда времена были тяжелые: одну папироску из марихуаны свертывали на целую компанию, хватало по паре затяжек.
– Откуда ты знаешь?
– Отец рассказывал.
– А я, представь, не затягивался!
– Ладно. Тогда, может быть, ты пудрил нос? – Увидев выражение дядюшкиного лица, Веня поспешил объяснить: – Кокаинчик занюхивал?
– Не занюхивал!
– Клея «Момент» тогда еще, наверное, не было, – забормотал озадаченный Вениамин, – что остается? Тони, извини, но мне трудно представить, что ты ел мухоморы. И я почти уверен, что ты не подсел на иглу с героином. Ты ж не какой-то наркоман отмороженный?
Платон в изнеможении откинул голову на подушки.
– Продолжение будет? – спросил он слабым голосом. – Я не ел мухоморы, не сидел на игле. Что дальше? – Он начал вспоминать, о чем они вообще говорят – почему всплыла такая странная тема, но вспомнить не смог.
– Грустно, Тони, грустно... – покачал головой Веня. – Тогда ты не поймешь, где и как мы познакомились с Царицей.
И Платон вспомнил, о чем речь.
– Тогда она еще не была Царицей, в Москве у нее был фотосалон, назывался «Квака», но все, кто умел правильно тусоваться, знали, что это за салон. Все по теме – вывеска в виде лягушки, цифровая съемка. Аквариум с редкими жабами. Приходишь – фотографируешься, платишь деньги, ждешь пару минут, тебе выносят «фотографию», ты ее облизываешь и идешь в соседнюю комнату полежать в подушках. Куда там канабису или опиуму! Десять минут полного счастья, с фейерверком в мозгах, как на Красной площади, а потом еще пару дней невесомости и зашибенного пофигизма.
– То есть облизал фотографию, и?.. – Платон задумался. – Аквариум с жабами... Галлюциногенные лягушки? На фотографиях была лягушачья слизь? Это – слизывали?
Вениамин вздохнул:
– Мне нужно было сразу тебя спросить, не лизал ли ты лягушек, да? А я, как последний лох, начал с ретрофазы.
– Зачем ты вообще устроил этот допрос о наркотиках? – удивился Платон.
– А чтобы ты понял суть! – повысил голос Веня. – Как мне тебе еще объяснить кайф? Сам подумай – не куришь, не пьешь, у тебя нет ни одной приличной порнушки, и вообще ничего нет на кассетах, кроме детсадовского хора девочек. У тебя даже оружия дома нет!
– Тихо! – крикнул Платон и добавил уже поспокойней: – Тихо, не будем отвлекаться на мой кайф. Значит, если я правильно понял, ты пришел в этот самый фотосалон и там встретил Царицу?
– Тогда она не была Царицей, звали ее просто Квака. У нее было древнее пианино, в комнате с подушками она забиралась на него, как настоящая жаба, клянусь, я каждый раз видел, как она затаскивает лапы с перепонками! Все, кто уже лежал в подушках, видели! Залезет, сядет, пройдет минута – и перед тобой красавица.
– Ну, еще бы, – хмыкнул Платон.
– Ты не понимаешь, Тони. У тебя есть мечта на тему женщины?
– Еще один допрос? – взвился Платон. – Нет уж, уволь. Я могу себе представить, как выглядела эта девочка ростом в метр пятьдесят и в сто килограммов веса. Сидя на пианино! После того как вы все облизали свои фотографии, да?
– Я только хотел сказать, что красота – вещь сомнительная. В ней всегда нужно сомневаться, так ведь?
Присмотревшись внимательно к племяннику, Платон заметил, что тот волнуется.
– Почему? – осторожно поинтересовался Платон, боясь вспугнуть хрупкое откровение, вдруг родившееся в их странной беседе.
– Потому что у всех – разная она. Тебе одно нравится, мне – другое. Блондинки, брюнетки, сзади, спереди. А тут – у всех одно, понимаешь?
– Все видели на пианино свой идеал женщины? Самую красивую для себя?
– Ну! – обрадовался понятливости Платона Вениамин.
– Ладно, не будем отвлекаться. Не могу представить, что ты ходил в этот фотосалон без брата, – осторожно заметил Платон.
– А вот это, Тони, меня самого удивляет. Конечно, мы ходили с Федькой. А зачем он тогда показывал журнал, говорил, что мне не нужно видеть невесту до свадьбы?
– То есть ты не знал, что Царица огня и воды – это Квака из Москвы?
– Не знал.
Платон задумался:
– И ты не заметил, что Федор врет? Вот тут в комнате, когда он показывал объявление в журнале?
– Не заметил.
– Это что же получается? – Платон отставил столик, спустил ноги и нашарил шлепанцы. – Получается, что он случайно встретил в Петербурге эту девочку или специально ее нашел, чтобы жениться?