– Ты что, Тони? – забеспокоился Веня. – Ничего, потерпи, сейчас мы с тобой отпразднуем свадьбу, покушаем, выпьем. Я знаю такое местечко, где можно устроить себе передышку хоть на неделю!
– Горько! – простонал Платон.
– Рано, – заметил на это Веня. – Во-первых, мы еще не сели за стол, а во-вторых, жених и невеста при хорошем раскладе подъедут к столу не раньше десяти вечера. Так что ты и поесть успеешь, и выспаться.
– У меня во рту горько, – прошептал Платон. – Желчь... Я исхожу желчью, как злобный маньяк. Призраки мерещатся. Трудно дышать...
– Призрак женщины, да? – участливо склонился к нему Веня. – Это ее имя ты назвал? Айседора?
– Нет. Айседора – это женщина Есенина, – прошептал Платон, заваливаясь и закрывая глаза.
– Ну-ну! – поддержал его Веня, усаживая прямо. – Айседора – Сенина женщина, а ты нервничаешь, да? Ну не плачь, что-то ты совсем расклеился. Она умерла?
– Кто? – шепотом с удивлением спросил Платон, вытирая влагу со щек.
– Женщина Сени – Айседора. Да гони же быстрей! – закричал Веня таксисту. – Боюсь, завалится совсем, тогда нам не вытащить его из машины!
– Айседора Дункан удавилась длинным шарфом, когда ехала в автомобиле. Шарф намотался на колесо. Боже, какая фантасмагорическая, какая декадентская смерть! – давится рыданиями Платон.
– Тони! Смотри сюда! – Веня хлопнул в ладоши перед самым его носом. – Ты о ком плачешь?
– Я? – изумился Платон, посопел, оглядываясь, и твердо заявил: – О себе. О счастье. У меня было счастье. Один раз. Потом она пропала. Бесследно.
– И ее звали Айседора, да? – медленно, как больному, втолковывает Веня, не глядя протягивая таксисту деньги. – Приехали.
– Нет. Ее звали Алевтина. Вениамин!
– А?.. – дернулся Веня, уже открывший дверцу.
– Почему жизнь делает из меня клоуна? Почему она играет мною? Почему Царевна-лягушка надела сегодня кольцо Алевтины?
– Так другого же не было!.. – Веня почти силой вытащил Платона из машины.
– А почему тогда Федор надел мое кольцо?
Вениамин задумался, сосредоточенно глядя перед собой.
– Твое, точно? – уточнил он. Дождался кивка и уверенно заявил: – Для понта. Ты, Тони, для нас большой авторитет. Готов расслабляться?
Платон только тяжело вздохнул. Огляделся. И с большим изумлением обнаружил себя на каком-то заброшенном заводе. Вдаль уходили полуразрушенные корпуса цехов. То тут, то там грустными призраками неспешно пробегали бездомные собаки. Платон заметил, что один из ангаров светится вывеской. Задрав голову, он с трудом разобрал слово: «КРЫША».
– Нам сюда, – подтолкнул его Веня.
Платон упирался, потому что не видел двери. Нажав кнопочку у металлической решетки, Веня дождался шипения в невидимом динамике и сказал: «Хоп!»
– Хоп! – громко разнеслось между цехами.
Решетка с лязгом поднялась вверх. Они вошли. Решетка за ними тут же грохнулась в асфальт. Платон подумал, что, наверное, так и падают, отрезая выход, ворота ада.
Они прошли через огромную автостоянку, подсвеченную горящим в бочках огнем – дюжина бочек, расставленных по всему огромному пространству, дышала пламенем с завораживающим упорством средневековых факелов. Несколько автомобилей казались при таком освещении прилегшими отдохнуть зубрами, а чуть накренившиеся мотоциклы – большими рогатыми насекомыми на страже.
– Здорово, да? – оглянулся Веня. – Клевое место. Квака показала. Здесь раньше был завод. Галоши делали. Кое-что и сейчас еще работает, на той стороне, – он махнул куда-то рукой, и длинная тень от нее метнулась, исчезая в космическом мраке выпуклого потолка из металлических конструкций.
– Где я? – спросил Платон, ослепленный огнем из ближайшей бочки и потерявший Вениамина из вида.
– Это «Крыша». Ночная дискотека, бар и еще много разный удовольствий.
– Ночная дискотека? А что, уже ночь? – сощурившись, Платон шел на голос племянника, выставив перед собой руки.
– Нет, конечно, – Веня взял его правую ладонь. Платон тут же, с готовностью ослепшего навек, расслабился и потащился за ним, закрыв глаза.
– Еще не ночь. Но днем тут тоже народ тусуется. Особо страждущие. Тебе понравится, – объясняя, Веня несильно сжимал ладонь Платона. – Осторожно, ступеньки вверх!
Платон открыл глаза. И замер, пораженный. Они стояли в длинном коридоре со статуями вдоль стен. Приглядевшись, Платон понял, что это не статуи, а средневековые латы на высоких подставках. Вдали вдруг пробежал кто-то маленький и черный, изогнулся, поднес что-то к широко открытому рту и вдруг дохнул из него в полумрак языком огня.
– Тони, выбирай: еда или постель? Что сначала?
Задумавшись, Платон лихорадочно соображал, стоит ли спросить Веню о странном глотателе огня?
– Выбрал? Хочешь, я тебя сразу уложу в комнате отдыха на подушки и принесу туда же пожрать?
– Пожрать?..
– Выбора особого тут днем не бывает. Селедка, перепелиные яйца и лепешки с семечками.
– Фантастика!.. – Платон шумно сглотнул слюну. – Что, правда – перепелиные яйца?
– Это так, перекусить. Часов через пять, если, конечно, их всех не загребут за нарушение спокойствия, свадьба подвалит, тогда будет большой стол.
– Спасибо тебе, Веня, но лучше мне уехать домой, а? – попросил Платон. – Я в незнакомых местах спать не могу, ну совсем не могу! А мне очень нужно поспать, понимаешь?
– Это ты не понимаешь! Я тебя сюда привез как раз поспать.
Они поднялись еще на два пролета.
– Выбирай место! – великодушно предложил Веня в огромном, почти пустом помещении.
Платон беспомощно огляделся. Больше всего его насторожило, что он не видит стен этой невероятной по размерам комнаты – так далеко они уходили или... их не было совсем? Он чувствовал лицом движение свежего воздуха. Перспектива заснуть на открытой площадке, продуваемой ветром, сразу же взбодрила.
– Я уже не хочу спать, – он потоптался, оглядываясь в поисках выхода.
– Тони, не дрейфь! – Вениамин не собирался отступать от задуманного плана.
Он прошелся, собирая подушки с пола, и вопросительно посмотрел на дядюшку:
– Куда хочешь завалиться? Посередине или в уголке?
Глаза Платона привыкли к полумраку. Он различил вдалеке несколько лежащих без движения одиноких фигур. Только не посередине!
– В уголке! – уверенно заявил Платон, прикинув, что если здесь есть угол, то вполне логично будет обнаружить и парочку стен, его создающих.
Обходя валяющиеся кругом подушки и слабые светильники, вделанные в пол, они наконец добрались до угла.
– Заваливайся, не смущайся. Сейчас я принесу еду и затравку, – пообещал Веня, бросая подушки на пол. – Не ищи, окон здесь нет, – приободрил он напоследок дядю и ушел.