Виктор Лушко покровительствовал театру оперы и балета. Некоторое время Зоя была уверена, что он свои спонсорские вливания делал исключительно в надежде присмотреть там себе третью жену. Правда, до города было далековато, и на спектакли приходилось выезжать часа за три до начала.
– Там и оперы ставят. А костюмы шикарней, чем в Мариинском – зря, что ли, я оттуда двух костюмеров переманил. Ну, чего скисла? Будешь царицей из «Бориса Годунова» или настоящей Кармен – есть восемь париков на любой вкус! В общем, я вам секрет выдал, так что пока отдыхайте, а завтра с утречка…
Он не успел договорить. Сестры бросились из комнаты, визжа от радости. Гардеробная была на первом этаже – большая комната со стойками для одежды и обуви, зеркалами во всю стену, а у окна – стол со швейной машинкой, место Дездемоны. Она и встретила там девочек, сияя розовым лицом от их радости.
– Ну, красавицы, раздевайтесь! Будем веселиться, платья примерять и в барынь играть!
Так что выбранные комнаты не пригодились. Невозможно было спать отдельно – а как же ночные обсуждения предстоящего праздника? А после бала – ссоры и упреки, что тоже предполагало совместное проживание.– В общем, я так себе представляю наш приезд. Мы – в праздничных санях, тройка лошадей – с лентами и бубенцами! А когда подъедем, Елисей встанет с козла и торжественно поможет всем выйти.
– С какого козла? – не поняла Дездемона.
– Какие лошади, что за анахронизм? – возмутилась Иринка.
– А мои друзья приехали с охраной, ты что же, прикажешь двум здоровенным, мощнейшим… – Маринка, говоря это, даже глаза закрыла, – мужикам-м-м бежать за телегой с лошадьми?
– А на плечах у нас, – повысила голос Зойка, – будет сидеть по белому голубку, а когда мы выйдем, они взлетят в небо!
– Голубей не дам, – умерил ее восторг Елисей.
Они сидели на кухне, обсуждая завтрашний выезд.
– А вот я не поняла, с какого козла ты слезешь? – настаивала Дездемона.
– С козел, а не с козла. И лошадей надо было раньше заказывать, – покачал головой Елисей.
– У нас же есть свои лошади! – удивилась Зойка.
– Не путай. У Филимона остались два рысака тысяч по семьсот каждый, они содержатся в специальной конюшне. Их не то что запрягать, на них и сесть-то не может никто, кроме личных жокеев. А лошадей в упряжке мы всегда в Конюхово брали на праздники. Так пока их сюда доставят… И голубей на потеху не дам.
Конечно, все было, как Зойка захотела. Была тройка белых лошадей, и голубей Елисей дал, о чем потом жалел ужасно – один бакинский белый так и пропал – не вернулся в голубятню. И друзья Маринкины приехали не с охраной, а с родителями – отцы, естественно, были из бригады спасателей – соратники Филимона – вместе спасают, и для отдыха предпочитают только своих. Родители ехали на другой тройке, с баянистом.
И вот Зойка приехала с сестрами на маскарад, под шубкой у нее – платье из «Жизели», а на голове – маленькая лебединая корона из другого балета. Дездемона еле застегнула крючки, поэтому ходит Зойка, будто шпагу проглотила – ровно, стройно. Суматоха встречи, шум, музыка. Абакар позвал сына встретить гостей. И тогда Иринкино «козочкино» личико застыло в негодовании от того, что природа посмела создать нечто более совершенное, чем она.
– Сколько ему лет? – спросила она, отслеживая каждое движение Тамерлана, пока тот спускался по широкой лестнице. – Он же был ниже меня.
– Шестнадцать, – гордо ответил Абакар. – Красавец!
Зойка с удивлением смотрела на Иринку и не сразу обратила внимание на принца. Тамерлан равнодушно мазнул взглядом по ее лицу. С насмешкой человека, привыкшего к восторженной реакции окружающих, тронул протянутые пальчики Иринки и застыл, увидев Маринку. Та как раз вертелась перед зеркалом в костюме Кармен. А наряд этот предполагал довольно глубокий вырез – Маринке было что в этом вырезе выставить – и алую розу в волосах. Русые волосы Маринки были спрятаны под париком, в его черном искусственном блеске пламенела роза, и она была алая.
– Это же Маринка, подойди! – подтолкнул его отец.
– Маринка?..
– Маринка, старшая дочь дяди Виктора.
– Тамерлан, – протянул он руку.
– Может, мне реверанс изобразить? – насмешливо осадила его Маринка, ударив по руке свернутым веером. – Ты что, Тим? Забыл наши догонялки и шалаш?
– Пойдем…те, – показал мальчик рукой в сторону гостиной.
И тут Зойка услышала, как кто-то из взрослых одобрил смущение Тамерлана.
– Настоящий восточный мужчина – с первого взгляда выбрал самую здоровую и крепкую девушку. Много детей – залог семейного счастья.
И Зойка очнулась. Как это – выбрал?! И стала смотреть на сына Абакара совсем другими глазами. Вот он идет к ней… нет, не к ней. Вот наклонился, что-то говорит… И сердце Зойки пропустило несколько ударов.
– Нравится тебе мой сын, дочка? – тихо спросил Абакар, наклонившись к ней.
Зойка вздрогнула.
– Он стал такой… странный.
– Странный? Да красивей моего сына я никого не встречал! Он еще не знает.
– Чего не знает?
– Что мы с твоим отцом вас сосватали. Вот сегодня и скажем.
Подняв голову, Зоя внимательно посмотрела в лицо Абакара.
– Вы меня совсем не знаете, а называете дочкой.
– Я знаю Виктора, – ответил Абакар. – Этого достаточно. Нынешняя молодежь противится выбору родителей, но от моего сына невозможно отказаться – он совершенство.
– А я?.. – Зоя едва сдержала слезы. – Ведь…
– Ерунда, – отмахнулся Абакар. – Твой отец сделал выбор. Твое дело – подчиниться. Женскую строптивость можно усмирить за полчаса.
– Как это?.. – не поняла Зоя.
– Очень просто. Плеткой.
На другой день еле встали к обеду, а там уже и наряжаться заново надо. В этот раз Зойка подошла к наряду более ответственно – синий бархат облегающего платья и широкополая шляпа с пером.
– Схитрим маленько? – предложила Дездемона, показав ей два поролоновых наплечника.
– Куда это? – удивилась Зойка.
– Уж больно женское платье ты выбрала, для такого нужна стать и формы. Вот формы мы тебе и увеличим.
Зойкино лицо пошло пятнами, но она беспрекословно позволила Дездемоне заправить в бюстгальтер поролоновые вкладыши.
– Совсем другое дело! – одобрила кухарка. – Теперь меняй рожу.
– Как это?..
– Ты со вчерашнего вечера ходишь со смутой на лице. А для такого платья лицо должно быть умным и равнодушным.
– Вот так? – Зойка попыталась изобразить ум и равнодушие одновременно.