Мама (с ужасом): Агелена?.. Ребенку – семь лет?..
Я: Мама! Включись! Она говорила о тете Наре!
Мама: Как же ты меня испугала! Ну зачем вы всем представляете Нару как свою дочь? Почему не говорить, что она ваша тетя?!
Я: Потому что мой муж ничего не должен моей тете, а дочь вписал в завещание.
Мама: Никогда не подозревала в тебе подобный меркантилизм!
Я: А я не подозревала в своей мамочке бездушие эгоистки!
Мама: Ты меня обозвала бездушной?..
Я: Нет! Я сказала, что ты эгоистка. Впрочем, в наше время это не порок. Тебе было совершенно невмоготу содержать Нару в оговоренные два года опекунства, а теперь ты упрекаешь меня в том, что я позаботилась о ее будущем? Разве ты не стонала каждый день, что эта паршивка сведет тебя с ума? А весы? Помнишь весы? Ты приходила в мою комнату с напольными весами и демонстрировала каждое утро очередные минус семьсот грамм!
Мама: Да что же мне было делать, если эта паршивка трепала нервы и высасывала у меня за день по полкило?! И вообще – она мне даже не родня! Только вдумайся – она сестра моего бывшего мужа! Я ей ничего не должна!
Я: Вот поэтому я не называю ее при муже тетей. Поняла? Он ничего не должен моей тете. Но согласен содержать приемную дочь. Все. Тема закрыта. Больше ты не будешь ругаться с Марго и рассчитывать, кто из вас и на сколько минут вытерпел «эту паршивку» дольше! Не будешь упрекать меня в детском слабоумии. Мой муж обеспечит девочке гувернантку, платные школы всякие… бассейн, балетные танцы…
Мама: Почему ты плачешь? Нет, ну скажи, почему ты плачешь? В тринадцать лет ты пообещала своей бабушке – между нами говоря, совершенно ненормальной женщине, – что обеспечишь ее дочери уход и семейное тепло. За чей счет? За мой! Принять подобное обещание от ребенка взрослый человек может только в конечной стадии слабоумия. Не плачь, а то я сейчас тоже зареву.
Я: Тебя послушать, так вокруг – одни слабоумные.
Мама: Нетка, я боюсь за тебя. Что за договор ты подписала?
Я: Обычный брачный договор. Гамлет на все согласился.
Мама: А что по этому договору должна делать ты?
Я: Я не должна рожать детей в первую пятую часть нашей совместной жизни.
Мама (с сомнением в голосе): А что это такое – пятая часть? Я не поняла – это сколько?
Я: Двадцать лет.
Мама: Это… Это получается, что он рассчитывает прожить с тобой сто лет?..
Я: Нет. Это я рассчитываю. Он ничего о сроках продолжительности нашего брака не говорил. Я подозреваю, что он определил нам всего двадцать лет, а потом… «Они жили счастливо и умерли в один день». Странно, но папочка только что тоже интересовался продолжительностью нашей семейной жизни. Он готов был поспорить, что я упакую мужа уже через десять лет.
Мама: Упакуешь?.. Во что?
Я (грустно): В кокон из паутины.
Стук в дверь. «Тук-тук». Потом пауза, и опять – «тук-тук».
Голос за дверью: Я хотела бы поговорить с Нефилой Доломеевной, если она не слишком занята. (Ударение на слове «слишком».)
Мама (шепотом): Кто это?
Я (шепотом): Ты не знаешь, можно ли загадывать желание, если окажешься между двумя тещами собственного мужа?
Мама (шепотом): Я не хочу с ней разговаривать!
Я (уныло): Я тоже!.. Зайди в ванную комнату, там дверь в другую спальню.
Мама (шепотом): Я пришла к тебе по очень важному вопросу! Я выбрала ожерелье, но не знаю, брать ли его от Гамлета. Я не понимаю, что у вас за отношения, а сумма, указанная в каталоге, обязывает…
Я (подталкивая ее к ванной комнате): Бери все и капризничай, капризничай!.. Войдите!
Почти пять минут шорохов.
Тучная женщина с ухоженными руками и шестью браслетами на левом запястье четыре раза прошлась из угла в угол.
Она: Извините, конечно, за прямой вопрос, но что это за имя – Нефила Доломеевна? Это… еврейское имя?
Я: Что значит – еврейское?
Она: Милочка, еврейское имя – это имя, которое дают еврею или еврейке!
Я: Если вы хотите узнать, не еврейка ли я, то отвечу честно: понятия не имею – так тщательно я не исследовала свою родословную по материнской линии. А если интересуетесь происхождением странного имени, то это просто название паука. Нефила – паук-птицеед, обитающий…
Она: Извините, я не хочу, чтобы вы мне рассказывали о пауках. Ваше отчество, соответственно…
Я (перебиваю): Навряд ли оно еврейское. Паук доломедос, или плотовщик…
Она (перебивает): Очень интересно! А позвольте спросить, кому из родителей пришла в голову идея назвать вас таким именем?
Я: Бабушке. Это передается по женской линии уже в пяти поколениях. Какой-то странствующий знахарь пришел в поселение, почти вымершее от неизвестной болезни. Он предложил свои услуги – лечение в обмен на клятву. Моя пра-пра– и так далее была беременна и хотела жить. И поклялась, что, если вылечится, будет называть своих детей, как пауков, и чтить этих насекомых. Лечил он ее, сами понимаете, чем. Делал катышки из хлеба с живыми пауками. Женщина вылечилась, и все желающие тоже вылечились и заказали себе амулеты, веря, что одно только изображение паука защитит их от напастей.
Она: Хорошо. Закроем эту тему. Я поняла, что вы – не еврейка. Если можно – еще один вопрос. Мне сказали, что прекрасный юноша, который сидел рядом с вами за столом, – это ваш отец. Сколько ему лет?
Я: Тридцать четыре.
Она: Тридцать четыре… Если я правильно посчитала, ему было семнадцать, когда вы родились?
Я: Точно. Его мама – Рутейла – тоже родила папочку в семнадцать лет – это семейная традиция… Кстати, если вас интересует, что за имя Рутейла, я с удовольствием расскажу и о пауках тарантеллах, о городе Таранто – это в Апулии, на юге Италии…
Она: Нет-нет, благодарю, я не за тем пришла! Меня не интересует имя его мамы! То есть, конечно, меня это интересует, но только в степени…
Я: В степени его принадлежности к еврейским именам? Не хочу вас пугать, но имя моей бабушки по отцу…
Она (озабоченно): Что такое? Что за таинственность?
Я: Вы действительно хотите знать?
Она: Ну конечно, я хочу знать, кто теперь будет иметь право находиться рядом с моим внуком!
Я: Тысячу шестьсот лет назад араб Абу Бекр Мухаммед бен-Закария…
Она (перестав ходить туда-сюда и свалившись наконец в кресло): Боже мой! Араб!..