– Если хорошенько измельчить, я бы могла съесть и ствол с шипами!.. Если мелко-мелко, в миксере…
– Почему ты не можешь ей помочь? – рыдает рядом на диване моя мама. – Ты же специалист, помоги моей девочке, пусть она прекратит говорить о розе, принесшей несчастье, и о том, что виновата!
– Я не могу, – рыдает Марго, – я уже почти двадцать лет учу людей получать удовольствие от траханья, я забыла, как нужно отвлекать от смерти!
В подступающем безумии я металась по дому почти сутки – не могла в уме переставить правильно девяносто девять роз – у сотой я уже мысленно во всех подробностях сжевала лепестки и заглотала зеленую массу перемолотого ствола с шипами. Получалось, что если бы я съела в тот злополучный день сотую розу, то последний букет стал бы похоронным – из четырех штук. Значит, забираем из него розу – засовываем в предыдущий, но тогда… Тогда там – шесть – четное! И так далее – по цепочке, к полному отчаянию невозможности ничего понять и вернуть.
Истощив свой мозг до отупения, я свалилась на ковре в обморочной слабости и только тогда, разглядывая потолок и освободив память на несколько минут от вида сгоревшей машины Гамлета и зажаренного в ней до состояния головешки скорченного силуэта, нашла выход. Все оказалось очень просто. Нужно было, как в замедленной съемке с обратным ходом, мысленно вытащить розы из ведер, банок и ваз, скинуть их в кучу у порога и поделить всего лишь на девять букетов! Девять букетов по одиннадцать роз! И ни одного – похоронного! Элементарно…
Я села, осмотрелась и поняла, что стала вдовой. Прошлась по дому. Из окна второго этажа был виден двор у дома Генерала, много машин в нем, незнакомые люди, снующие в странных позах обреченных на жизнь и потому слегка виноватых людей. Садовник поливал из шланга огромные цветущие кусты пионов, дорожку и фасад дома – июль. Жара…
– Я садовником родился… Я садовником родился, не на шутку рассердился…
Нара услышала, что я напеваю, и побежала сказать Ирине Дмитриевне, чтобы она сделала мне укол. В те дни мне часто делали уколы.
– Больше не надо, – решительно отказалась я.
– Но ты же опять об этом, – прошептала Нара, гладя мою руку.
– Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме… розы!
– Вот видишь! – стиснула мои пальцы Нара.
– Ерунда. Все в порядке. Ирина Дмитриевна, не обсудить ли нам поминальное меню? Что там полагается сразу после похорон? Блины и рисовая каша с изюмом. Потом подадим филе из утки с чесночным соусом, фаршированную грибами и улитками горбушу, баранину с черносливом, брынзу с орехами… Да, чуть не забыла – пирожки с яблоками и селедочное масло. Это – на десерт. Красная Шапочка – на десерт. Для масла нужна отварная рыба и красная икра – это важно, а для теста – творог. Кажется, все…
– Форель подойдет?.. – очень тихо спросила Ирина Дмитриевна. – Позавчера… Позавчера утром… – Она подавила в себе упоминание о том дне и посмотрела на меня чистым и спокойным взглядом. – …Привезли отменную форель.
– Прекрасно!
– Чернослив предварительно замочить?
– В крепком чае! – удовлетворенно кивнула я.
Первого человека, который сумел меня хоть как-то удивить после похорон, звали Докучаев Антон.
– Следователь спецотдела, – представился он.
Поскольку я никак не отреагировала – продолжала сосредоточенно пропалывать грядку с салатной горчицей, – он счел нужным уточнить:
– Отдела по борьбе с бандитизмом.
– С бандитизмом? – удивилась я и встала с колен.
– Так точно, – кивнул невысокий и на вид жутко застенчивый молодой человек. – Ваш тесть… То есть отец погибшего, то есть не отец…
– Генерал, – подсказала я.
– Так точно. Он просил именно наш отдел расследовать смерть его…
– Бывшего зятя, – подсказала я. – Значит, Генерал сделал так, чтобы смерть Гамлета расследовал отдел по борьбе с бандитизмом?
– Так точно, – совсем запарился следователь.
– Он думает, что машину моего мужа взорвала какая-то банда?
– Не совсем так, но…
Я предложила пройти в дом. Когда мы шли по дорожке вдоль бассейна, глаза следователя мученически застыли на голубой поверхности воды, и я показала на зонт с другой стороны бассейна. Уговаривать его пришлось долго – он затравленно озирался, краснел, прижимал к груди папку, но в конце концов поверил, что здесь, кроме меня, никого нет, закатал брюки и снял туфли.
Мы сидели под зонтом, болтали ногами в воде.
– Ваш муж в последнее время не получал угроз по телефону или почтой?
– Снимите пиджак, жарко.
– Спасибо. У меня по документам получается, что он избавился почти от всех своих активов, а поскольку не было вложений в новое предприятие, можно предположить шантаж.
– Я пойду в дом, принесу нам попить.
– Не было ли между вами в последнее время отчуждения, непонимания?..
– Лимонад.
– Что, простите?
– Лимонад. Его долго делать. Нужно порезать лимоны и апельсины, а апельсиновые корочки измельчить в миксере и залить небольшим количеством кипятка, потом добавить…
– Может быть, у него была другая женщина? – отчаянно посмотрел на меня следователь.
– Минут двадцать, не меньше. За это время вы отлично искупаетесь. Не стесняйтесь, там на лавочке лежит полотенце. Потом вытретесь насухо и оденетесь.
– Минуточку!
Я ушла, не оглядываясь. В кухне, занимаясь лимонадом, смотрела в окно на несчастного Антона Докучаева. Дольше всего ему далось расставание с папкой – он отнимал ее от взмокшей рубашки минуты три. Само раздевание потом произошло со страшной скоростью.
– Кто это? – с ужасом спросила Ирина Дмитриевна, когда бледные ягодицы мелькнули в воздухе, чтобы погрузиться в восторженный всплеск.
– Следователь отдела по борьбе с бандитизмом.
– Я могу чем-то помочь? – вдруг спросила она.
Ирина Дмитриевна с вышколенностью идеальной домработницы никогда прежде ничего такого не спрашивала, никогда не предлагала свои услуги – всегда молча ожидала, когда прикажут или позовут.
– Спасибо. – Я задумалась, запаривая измельченные корочки с листиками мяты. – Вы не могли бы посмотреть вещи Гамлета? Одежду, нижнее белье, какие-то мужские мелочи по бритью, косметику. Стыдно признаться – я ни разу не погладила ему брюк, ни разу не постирала рубашки и совершенно не знаю, чего может не хватать в гардеробе.
– Конечно, – кивнула Ирина Дмитриевна, – я посмотрю. А вы не стыдитесь. Все придет в свое время. Сразу научитесь, если припечет. Вы много чего умеете, недоступного большинству людей.
– Да?.. – удивилась я, доставая лед. – Что, например?