Старое кладбище произвело на Ледникова сильное впечатление. Покосившиеся облупленные надгробия, поваленные каменные кресты, развалившиеся памятники, затоптанные могилы, сровнявшиеся с землей, занесенные ржавыми листьями и мусором, какие-то ямы, словно из них выкапывали покойников… и ни одной живой души! Казалось, холодный и безжалостный ветер времени ворвался на этот забытый богом пятачок среди громадного мегаполиса и разнес все в пух и прах, и некому было привести разрушенное в порядок.
Ледников не мог поверить собственным глазам. В Лондоне, среди кичащегося своей цивилизованностью народа, такое варварство и мерзость запустения! Давящая тоска овладела им. Хотелось как можно быстрее покинуть этот забытый равнодушными людьми кусок города.
Даже неугомонный Модест пристыженно притих, он, видимо, тоже не ожидал от своего любимого Лондона такого сюрприза.
- Интересно, сколько лет сей юдоли скорби? - поинтересовался Ледников.
- Открыто в 1885 году, - доложил Модест. - Я в Интернете смотрел.
- Быстро они с ним разобрались.
Побродив среди обломков неведомых жизней и не найдя ничего похожего на фамилию Керенский, они направились к выходу.
- Ну, а теперь куда? - поинтересовался Ледников.
- Тут еще есть Patney Vale Cemetery. Это кладбище действующее, оно открыто в 1891 году… Заедем?
- А это далеко?
- Да нет - напротив Richmond Park, там озеро с лебедями, олени, тебе понравится…
- Ну, раз олени с лебедями, тогда поехали!
Модест проворно уселся за руль. Пока не отъехали от повергшего в изумление кладбища на приличное расстояние, молчали. Наконец Модест не выдержал.
- Слушай, а чего это сыновья его с ним так грубо обошлись, с Агасфером твоим? Прямо-таки безжалостно.
- Как он с ними, так и они с ним. Он же их бросил во время революции, когда одному было двенадцать лет, а второму десять. Сбежал за границу, первое время его принимали премьер-министры, а сыновья с матерью жили в революционной действительности и нужде под надзором чекистов в Котласе. Чудом остались живы, чудом же получили разрешение выехать за границу. В Лондоне жили в нищете, мать зарабатывала тем, что печатала на машинке. А он носился по миру и все объяснял, как умудрился отдать страну прямо в руки вождя мирового пролетариата… Так что в том, что сыновья стали людьми и достигли успехов, его заслуги нет. К тому же у него появились другие женщины, которые были куда важнее и нужнее сыновей…
- В общем, за что боролся, на то и напоролся.
- Примерно. Как там про него сказал один умный человек… «Так кончилась карьера бурного темпераментом, слабого духом, расхлябанного русского интеллигента, театрально-шумливого, но бессильно-неумелого диктатора…»
Модест уважительно посмотрел на Ледникова.
- Ну у тебя и память.
«Новое» кладбище не производило гнетущего впечатления. Аккуратная металлическая решетка, симпатичный двухэтажный домик в готическом духе при входе, широкие дорожки среди бесчисленных деревьев, образующих тенистые аллеи даже в декабре. Поваленные, скособочившиеся надгробия встречались и тут, но они были очень редки и не вызывали столь тягостных чувств, как на «старом» кладбище. Все больше было могил аккуратных и ухоженных.
У ангела, рядом с которым они почему-то остановились, было холодно-красивое, безучастное лицо. Протянутые вперед руки как будто отталкивали проходящего от могилы. Какая-то печаль ощущалась только в наклоне головы.
Их было много тут, этих ангелов, иногда они стояли целыми группами, и все - строгие, отстраненные, даже с преклоненными коленями. Не опечаленные человеческой смертью небесные создания, а суровые стражники с огромными, мощными крыльями, ограждающие покойников от живых, которым нечего делать в том мире, куда уже ушли их предшественники.
Поразила фигура юной девушки, словно упавшей в бессильном горе на надгробие и уже не сумевшей подняться, застывшей так навеки то ли во сне, то ли уже в небытии. Почему-то особенно впечатлили натуралистически выполненные босые ступни, словно бы потемневшие и потрескавшиеся от долгого пути и холодов.
Они побрели в сторону крематория. Готический шпиль, стрельчатые окна, башенки приземистой часовни уже виднелись впереди. За ней возвышалась пристроенная позднее могучая четырехугольная башня-крематорий из светлого кирпича, с зубцами наверху, какими славились рыцарские замки, приспособленные к долгой и безжалостной осаде.
Неподалеку от входа посреди клумбы торчало крохотное, словно игрушечное, деревце с тонким стволом, напомнившее о японском искусстве бонсай и совершенно неуместное здесь.
Сразу за крематорием чернела непроходимая чащоба громадного парка, напоминавшего подмосковный лес.
Вся эта обстановка, резкие порывы декабрьского ветра, загадочный шум деревьев, сумрачная бессолнечная мгла, сочившаяся с неба, заставили Ледникова мигом вспомнить ужасы готических романов XVIII века, пользовавшихся именно в Англии немыслимой популярностью. Там и сюжет строился обычно вокруг тайны - чьего-то исчезновения, неизвестного происхождения, нераскрытого преступления, лишения наследства… Там все должно быть окутано атмосферой страха и ужаса, а местом действия обычно служил древний, заброшенный, полуразрушенный замок или монастырь, с темными коридорами, запретными помещениями, запахом тлена и сырости. И, конечно, завывание ветра, бурные потоки, дремучие леса, безлюдные пустоши, разверстые могилы… Еще - неведомый злодей, который по ходу дела становится главной фигурой всей истории. В общем, вылитый лорд Луган, растворившийся в небытии убийца… Да, угодил ты, друг милый, в атмосферу готического романа и, как его героиня, добродетельная девушка, наделенная так называемой чувствительностью, шляешься по лесным полянам и мечтаешь при луне… Не хватало только, как это и положено в романе, в решительную минуту упасть в обморок. Модест тоже примолк, видимо, проникся атмосферой.
Они остановились неподалеку от игрушечного деревца перед входом в часовню, осмотрелись. Вид на аллеи кладбища от часовни открывался впечатляющий…
Налюбовавшись, они свернули налево, зашли в здание администрации, взяли план-схему захоронений известных людей, среди которых значился и Керенский, и направились в указанное место. Вскоре наткнулись на свежую могилу - холмик засохшей земли, три горшка с цветами и оранжево-желтый деревянный православный крест. Какими судьбами занесло на днях православную душу на лондонское кладбище? Бог весть.
Прошли еще немного и сразу увидели слева, среди высоких, потемневших, «не наших» каменных крестов, два невысоких, ярко-белых, словно мерцающих православных крестика, словно грибки жмущихся к земле. Подошли - действительно могила Керенского.
Два чистеньких белых надгробия с пространством для зеленой травы. Под одним - сам Керенский, под другим - сын Глеб и жена Ольга Львовна. И не сразу поняли, что по другую сторону от могилы Керенского могила еще одного сына - Олега. Без всякой ограды, с грязновато-облупившимся, заросшим травой и ушедшим в землю надгробием.