Тут Роза подметила, что английский Джо порядком поизносился за время его скитаний.
— Что ж, — ответила она, — пару лет назад он ее закончил. По-моему, уже в пятый раз. И мы ее отправили. Были кое-какие милые отклики, но…
— Понятно.
— Скажи, Джо, — спросила Роза, — а в чем была вся идея?
— Идея чего? Моего прыжка?
— Давай начнем хотя бы с прыжка.
— Не знаю. Понимаешь, как только я увидел в газете письмо, я сразу понял, что это Томми его написал. Кто еще это мог быть? И я просто почувствовал… ну, раз уж именно я ему об этом упомянул… мне захотелось… мне просто захотелось… ну, чтобы это стало для него правдой.
— Но чего ты пытался добиться? В чем все-таки состояла идея? В том, чтобы пристыдить Шелдона Анаполя? Чтобы он тебе еще малость денег отстегнул? Или?..
— Нет, конечно, — сказал Джо. — Такого у меня и в мыслях никогда не было.
Роза ждала. Джо наконец отодвинул свою тарелку и взял сигареты. Закурив две сразу, одну он передал ей — именно так, как делал когда-то давным-давно.
— Он не знает, — вскоре сказал Джо, словно бы излагая причину своего прыжка с вершины Эмпайр-стейт-билдинг. Хотя Роза не сразу ухватила смысл, сердце почему-то сразу же заколотилось у нее в груди. Неужели она хранила столько секретов, столько всякой «вмененной» зависимости от мужчин своей жизни?
— Кто не знает? И чего? — поинтересовалась Роза, как бы небрежно протягивая руку, чтобы взять пепельницу с кухонного стола как раз у Джо за головой.
— Томми. Он не знает… того, что я знаю. Про меня. И про него. Что я…
Пепельница — красновато-золотистая, помеченная стильным золотым шрифтом «ЭЛЬ МАРОККО» — упала на кухонный пол и разлетелась на дюжину кусочков.
— Вот блин!
— Это ничего. Роза.
— Да? Ничего? Черт побери, я же мою пепельницу «Эль-Марокко» расколотила! И это, по-твоему, ничего? — Секунду спустя они встретились на кухонном полу, стоя там на коленях. Между ними лежали куски разбитой пепельницы.
— Ладно, пусть будет ничего, — сказала Роза, когда Джо принялся сгребать осколки ладонью. — Итак, ты знаешь.
— Теперь точно знаю. Я всегда так думал, но…
— Всегда так думал? И с каких пор?
— С тех самых, как об этом услышал. Ты ведь писала мне, помнишь, на флот — году, по-моему, в 1942-м. Там были фотографии. Я смог понять.
— Так ты с 1942 года знал, что у тебя… — Роза понизила голос до злобного шепота, — что у тебя есть сын. И ты даже никогда…
Ярость, что поднялась в Розе, вдруг показалась ей опасно-приятной, и она наверняка выпустила бы ее наружу, невзирая на все последствия этого поступка для ее сына, мужа или для их репутации в квартале, но буквально в самую последнюю секунду ее удержал от этого пламенный румянец на щеках у Джо. Он сидел на полу, склонив голову, и собирал осколки пепельницы в небольшую пирамидку. Роза встала и подошла к кладовке за шваброй и совком. Затем подмела пол и со звоном отправила осколки пепельницы в мусорное ведро.
— Ты ничего ему не сказал, — наконец выговорила она.
Джо помотал склоненной головой. Он по-прежнему стоял на коленях в самой середине кухни.
— Мы всегда не особенно много разговаривали, — добавил он.
— Интересно, почему меня это не удивляет?
— И ты тоже никогда ему не рассказывала.
— Ясное дело, нет, — сказала Роза. — Насколько он знает… — она понизила голос и кивнула в сторону столовой, — его отец — он.
— Но это неправда.
— Что?
— Он сказал мне, что Сэмми его приемный отец. Томми это подслушал или что-то в таком роде. Насчет его настоящего отца у мальчика уйма интересных теорий.
— Он… а он никогда не… ты не думаешь, что он…
— Порой мне казалось, что он вот-вот меня спросит, — сказал Джо. — Но он никогда не спрашивал.
Тогда Роза подала ему руку, и Джо взял ее в свои ладони. На мгновение эти ладони показались ей куда суше и мозолистей, чем она их помнила, а затем вдруг теми же самыми. Они снова сели за кухонный стол перед своими тарелками.
— Ты так и не сказал, — напомнила ему Роза. — Почему ты это сделал? В чем была цель всей этой затеи?
В этот момент Сэмми вернулся на кухню и повесил трубку на место, качая головой от фундаментальной журналистской темноты, на попытки просветить которую он только что впустую потратил десять минут.
— Как раз об этом тот парень меня и спрашивал, — сказал он. — В чем была цель?
Роза и Сэмми повернулись к Джо, который какое-то время поизучал дюйм пепла на кончике своей сигареты, прежде чем стряхнуть его себе на ладонь.
— Пожалуй, цель была просто в этом, — сказал он. — Чтобы я вернулся. Чтобы я в конце концов уселся вместе с вами здесь, на Лонг-Айленде, поел немного приготовленных Розой макарон.
Сэмми выразительно поднял брови и испустил краткий вздох. Роза покачала головой. Похоже, она обречена была жить среди мужчин, чьи решения оказывались куда сложнее и экстремальнее проблем, которые они были призваны решить.
— А ты не мог просто позвонить? — поинтересовалась Роза. — Уверена, я бы тебя сюда пригласила.
Джо помотал головой, и щеки его опять раскраснелись.
— Не мог. Я столько раз хотел. Я звонил вам и вешал трубку. Писал письма, но никогда их не отправлял. И чем дольше я ждал, тем сложнее мне становилось все это представить. Я просто не знал, как это сделать, неужели не ясно? Я не знал, что вы обо мне подумаете. Как вы меня воспримете.
— Черт бы тебя побрал, Джо, — сказал Сэмми. — Ты просто долбаный идиот. Ведь мы тебя любим.
Джо положил ладонь Сэмми на плечо и пожал плечами, словно бы говоря: «Ну да, я вел себя как долбаный идиот». «И все теперь для них будет в полном порядке, — подумала Роза. — Двенадцать лет абсолютного ничто, краткая реплика, пожатие плечами в знак оправдания — и эти двое опять как новенькие». Она фыркнула, выпуская дым из ноздрей, и покачала головой. Джо и Сэмми дружно к ней повернулись. Похоже, они ожидали, что она сейчас в темпе сбацает для них план действий, чудесно-сжатый сценарий Роуз Саксон. А потом они все смогут ему последовать, и получат там именно те реплики, которых им хотелось.
— Ну что? — вопросила Роза. — Что нам теперь делать?
В ответ последовала тишина достаточно долгая, чтобы еще три-четыре легендарных идиота Этели Клейман вошли в сей скорбный мир. Роза явственно увидела, как сквозь ум ее мужа пробивает себе дорогу добрая тысяча возможных ответов, и задумалась, который он в конечном счете соберется предложить. Однако заговорил в итоге не кто иной, как Джо.
— А нет там чего-нибудь на десерт? — спросил он.